— Ну как настроение, господин полковник Кмитич? — спросил по-немецки король, полагая, видимо, что немецкий Микола знает лучше шведского.
— Jag fryser
[5]
, — ответил подчеркнуто по-шведски оршанский князь и добавил:
— Как и положено перед боем, немного нервничаю, Ваше величество.
— Пустое! — усмехнулся Карл. — Вы протестант? Лютеранин?
— Я, как и мой покойный отец, протестант, но кальвинист, — ответил Микола.
— Прекрасно! — воскликнул Карл. — Кальвинисты — это улучшенные лютеране! Тогда давайте, князь, помолимся перед битвой. И вы перестанете сразу нервничать!
Карл махнул рукой. Все солдаты и офицеры опустились на колени. Вслед Стенбоку и самому Карлу соскочил с коня и встал на колено Микола, сунув треуголку под мышку, сжав руки у подбородка.
Pater noster qui est in caelis…
— кто-то громко читал Отче Наш на латыни сразу за спиной у Кмитича. Карл, закрыв глаза, низко склонив свои торчащие дыбом волосы, самозабвенно молился. Рядом с Миколой какой-то солдат, не то финн, не то эстонец, читал по-своему, бормоча:
Теiе palvetage
Teie palvetage…
Оршанский князь закрыл глаза и погрузился в молитву на родном языке:
Ойца наш, які есьць на небе!
Сьвяціся Iмя Твае.
Прыйдзі Валадарства Твае.
Будзь воля Твая
Як на небе, так i на зямли
Хлеб наш штодзенны
дай нам сеньня.
I адпусьцi нам грахi нашы,
як i мы адпускаем
вінаватым нашым.
I ня ўводзь нас у спакусу,
але збаў нас ад злога.
Амэн.
Вдруг над склоненными головами молящихся солдат и офицеров что-то прожужжало.
— Ого! — Карл обернулся и встал. — Что это был за звук, господин Кмитич?
— Не иначе ядро, — обеспокоенно заметил оршанский полковник, вспоминая, что аналогичный вопрос Карл задавал по поводу свиста пуль над его головой. — Давайте все-таки отъедем подальше, Ваше величество. Здесь небезопасно…
— Ядро? — Карл загадочно улыбался. — Еще один прелестный звук, пан Кмитич! И в самом деле, музыка войны мне определенно нравится!
И король, выхватив длинную саблю, громко крикнул:
— Meth Guds hielp
[6]
!
Все офицеры также сверкнули над своими черными треуголками клинками, крича: «Мет гуде хьелп!» То был сигнал к атаке…
И вдруг, словно юный шведский король повелевал не только своей армией, но и небесами — как будто сам Бог был явно на стороне этого конопатого юноши, — подул сильный западный ветер, и серые скученные облака также откликнулись на призыв короля: небо заволокло аспидной пеленой, ветер задул вперемешку с мелким снегом. И все это моросило, выло и дуло прямо в лицо московской армии и в спину шведской. Под прикрытием снега и града, словно это было обговорено с небесной канцелярией заранее, солдаты тихо, без барабанов и флейт пошли вперед. Над головами по-прежнему жужжали ядра, свистели редкие пули, хлопали разрывы гранат, но в московском лагере из-за метели и порохового дыма никто и не заметил, что их атакуют. А снег с градом повалил так густо, что Кмитич, со шпагой в вытянутой руке и с пикой в другой, ведя свой батальон вперед, ничего не видел уже в пятнадцати шагах перед собой. Ветер трепал его длинные волосы, мелкий снег и град кусал щеки… Солдаты, впрочем, не выглядели обескураженными такими капризами природы. Почти все местные, они, похоже, привыкли к подобному климату…
Первые колонны солдат несли фашины из хвороста, чтобы завалить ими ров. Вот и ров. «Почему никто не стреляет?» — подумал Кмитич, но дальше думать времени не было. Над укреплениями показались небритые лица в серых ушанках. Кмитич махнул шпагой:
— Фойер!
Его солдаты дали два рваных залпа. Пороховой дым тут же смешался с белой вьюгой… Солдаты бросали фашины в ров. В ответ никто не стрелял. То же самое происходило в батальоне Врангеля, но сквозь пелену метели в той стороне ничего нельзя было разобрать: лишь копошилась какая-то серая масса.
— Форвард! — крикнул оршанский князь, махнув шпагой вперед. Его солдаты, опустив фузеи с фиксированными багинетами-штыками, с криками ринулись на плетеный забор, куда уже бросились два знаменосца с багровыми полотнищами, развевающимися на порывистом ветру. Захлопали нестройные мушкетные выстрелы где-то справа и слева, но на участке Кмитича все было тихо, лишь сигнальщик громко бил в барабан. Солдаты бежали по хворосту фашин, перелазили через укрепления «пильной мельницы». Со стороны неприятеля застучали первые выстрелы. Стреляли беспорядочно, стреляли свои, стреляли чужие…
— В штыки! — скомандовал Кмитич и сам перемахнул через забор. Впереди суетливо разбегались люди в светло-серых зимних зипунах. Никто не сопротивлялся.
— Шведы! Шведы! — кричали перепуганные русские солдаты. — Немцы нас предали! Они атакуют!..
— Не адыходзим! — истошно орал какой-то московитский офицер, явно по-литвински. Кмитичу показался знакомым голос… Но увидеть кричавшего человека в этой каше метели, дыма и бегущих людей было невозможно.
— Фойер! — крикнул младший офицер батальона Кмитича — совсем еще юный парень в простой черной фетровой треуголке. Сухо треснул короткий залп, и еще одна дюжина солдат в синих ушанках с желтой оторочкой ринулась вперед, поблескивая матовыми на морозе штыками…
Холодный воздух огласился громким подбадривающим ревом сотен атакующих солдат:
— Мет гуде хьелп!
Кмитич от неожиданности ойкнул, перепрыгнув через лежащего на земле московитского солдата… Не разглядев из-за вьюги, споткнулся еще об одного… Тела убитых и раненых московитов в серых, зеленых и красных кафтанах, кажется, лежали повсюду. На заснеженной земле валялись похожие на скоморошьи гренадерские колпаки из красного сукна с вышитым спереди серебристым двуглавым орлом… «Откуда их здесь столько?» — в ужасе думал Микола, глядя на припорошенные вьюгой тела убитых московитов… Но тут же сообразил: от точной пушечной стрельбы… В руке одного убитого московита Микола заметил сжатый листок вроде как газеты, что показалось несколько странным. Он нагнулся и вытащил листок из окоченевших пальцев мертвого солдата… Это была шведская пропагандистская листовка, отпечатанная на русском языке:
«Армия короля освободит народ от несносного ига и ярости московского правительства, от иностранного тягостного утеснения и бесчеловечного мучительства ради свободного и вольного избрания законного и праведного государя вместо Петра I. Как только утвердится новый государь, шведский король сложит оружие, но будет помогать всем, кто на его стороне…»
«Холера! — Кмитичу стало все понятно. — Эти несчастные солдаты готовы были идти в плен! Ждали случая, чтобы капитулировать… Вот почему никто не стрелял! Но почему? Почему никто об этом не знал? Почему не знал Карл? Ведь подходил же ко мне карел, говорил!..»
