Накануне Блай лично выгреб всё спиртное из запасников доктора Хаггена.
— Это прямой грабёж, капитан, я буду жаловаться в Адмиралтейство, — возмущался пьяница, витая в алкогольных парах.
— Мне наплевать на ваши жалобы, чёртов костоправ. Мне нужен трезвый врач, чтобы обследовать команду. Или вы будете исполнять свои обязанности, получая бутылку в день, или я выброшу конфискованный груз в море.
Протрезвев, Хагген осмотрел команду и доложил, что все совершенно здоровы и не занесут заразные болезни на остров.
— Пожалуйте, капитан, бутылочку, как обещали. Похмелье…
На бизань–мачте Блай распорядился вывесить правила поведения для экипажа:
На островах запрещается говоришь о том, что капитан Кук убит дикарями.
Нельзя упоминать о цели экспедиции.
Долг каждого приветливо относиться к туземцам, оружие применять только для самообороны.
Уединяться с женщинами только по обоюдному согласию.
Занималось утро следующего дня, прекраснее которого бессилен вообразить самый великий романтический поэт. За одну ночь со дна моря выросли голубые горы, расцвеченные всевозможными красками. Остров Таити напоминал гигантскую корзину цветов посреди Великого океана.
«Баунти» обогнул мыс Венеры, где экспедиция Кука проводила астрономические наблюдения, миновал длинный розовый риф в бурунах пены и вошёл в самую прекрасную бухту в мире.
Матаваи.
Изумрудная лагуна с прозрачной водой. С берега доносился запах, с которым не сравнятся лучшие французские духи. Пляж чёрного песка вытянулся на несколько километров, волны ритмично разрисовывали его белым кружевом. Амфитеатром вздымался горный пейзаж с водопадами, склоны до самых вершин природа украсила гирляндами пышной растительности. В фиолетовой тени деревьев на кромке побережья проступили очертания бамбуковых домиков, покрытых пальмовыми листьями; между стволов мелькнуло несколько темнокожих фигур.
В ту же секунду из ухоженного лесочка накатился приветственный бой барабанов. Около сотни каноэ с балансирами отчалили от берега и понеслись навстречу английскому кораблю. На вёслах сидели мускулистые темнокожие атлеты, и везли они, как того требовали правила местного гостеприимства, самые желанные для путешественников дары — кокосовые орехи, связки бананов, кур, молочных поросят и молодых полуобнажённых женщин, превосходивших красотой европейских красавиц.
— Перетане?
[32]
— закричали гребцы, подплыв поближе.
Блай, взмахнув руками, крикнул:
— Тайо перетане (английский друг)!
— Параи (Блай)! — узнали островитяне спутника Кука.
Каноэ быстро пошли на сближение. Таитянки, облачённые только в короткие белые юбочки, поднялись в лодках во весь рост и, раскачивая бёдрами, выкрикивали приветствия:
— Поцелуй меня, британец!
С ловкостью обезьян таитяне взбирались на борт по верёвочным лестницам и бросались прямо в объятия моряков. Через несколько минут палуба «Баунти» напоминала галдящий восточный базар. Блай не слышал собственного голоса, и матросы волей–неволей махнули рукой на свои обязанности. На носу, под бушпритом, юная таитянка сбросила с себя одежду, оказавшись в том виде, в каком Афродита вышла из пенистых волн океана. Грациозно поворачиваясь, сложенная как богиня, девушка демонстрировала свои прелести. Непристойные жесты и телодвижения, сопровождавшие необычное для европейцев представление, не оставляли никаких сомнений в цели её визита на корабль. Столпившиеся вокруг темнокожей нимфы гардемарины не могли оторвать глаз от тех участков тела, которые в пуританской Англии тщательно скрывали под одеждой. Шоколадная красавица олицетворяла собой мечту, неотступно преследовавшую безусых джентльменов в долгие месяцы трудного плавания.
А ветер неожиданно стих, судно понесло прямо на скалы. Капитан, сразу оценив опасность, выстрелил из длинного пистолета в воздух. Туземцы мигом захлопнули рты, испуганно заморгали глазами. Боцман Коул со своим помощником Моррисоном пустили в ход линёк вперемежку с кулаками и навели порядок.
Бросили якорь, убрали паруса.
Начались братания. Таитяне по местной традиции обменивались с моряками именами, прогуливались с названными братьями рука об руку по палубе. С интересом рассматривали различные части корабля и расспрашивали англичан об их назначении. Но ничто надолго не могло удержать их внимание. Туземцы сновали взад–вперёд, лазали на мачты, качались на вантах и реях, прыгали в восторге от подарков. Бусинки, блестящие пуговицы и старые шляпы приводили их в состояние эйфории.
Стихийно возникла торговля. За железные предметы предлагались целые кучи фруктов. Моряков приглашали на берег, где к их услугам были дома новых братьев и друзей. Только к вечеру Блай попросил мужчин покинуть судно. Женщинам, к неописуемой радости экипажа, капитан разрешил остаться на ночь.
На следующее утро «Баунти» посетил местный вождь Поино. Блай вручил ему набор топоров и гвоздей, спросил, как поживает его старый друг Помаре
[33]
.
Поино сделал страдальческое лицо и поведал капитану о бедах, постигших приятеля англичан.
— Помаре живёт в изгнании, у своих братьев. Враги вождя отнимают его землю. Я пошлю гонца к нему. Через несколько дней Помаре будет здесь.
В конце визита Поино пригласил Блая на берег в свою резиденцию, где готовился праздничный обед. Надев парадную форму, капитан в сопровождении лейтенанта Флетчера отправился в гости.
Офицеров сопровождала толпа праздно шатающихся по берегу местных жителей. Дворец Поино представлял собой обширный овальный навес на деревянных столбах. Рядом росло пышное растение, напоминавшее иву. Гибкие ветви, пригнутые и присыпанные землёй, образовывали зелёный купол Поино объяснил, что это его спальня, где он любит отдыхать в жаркие дни после обеда.
Гостей встретили две жены вождя. Флетчера приятно удивили естественные изящные манеры и почти белая кожа женщин, что свидетельствовало о таитянском аристократизме. На и так уже вспотевших в мундирах англичан накинули плащи из крашеного луба — знак глубокого уважения и почтения; предложили вымыть руки и рот перед едой. На циновках лежали фрукты, в скорлупе высушенной тыквы слуги принесли холодный кокосовый сок.
Жёны вождя принялись было по местному обычаю кормить мужчин из своих рук, но гости вежливо отказались от такой чести. На второе подали кашу из плодов хлебного дерева и зажаренную в земляной печи местную нелающую собаку. Флетчер решил пренебречь столь экзотическим блюдом. Капитан, попробовав грудинку, посоветовал лейтенанту отбросить предубеждения и отдать должное мясу собаки, по вкусу уступающему, может быть, только молодому ягнёнку.
