Доктрина Джулио Дуэ была, конечно, известна армейским аналитикам, однако в период между мировыми войнами ее мало кто воспринимал всерьез. Скажем, американский генерал Уильям «Билли» Митчелл, который был ярым сторонником идеи массированной воздушной войны, не сумел в то время донести ее до непосредственного начальства. Можно даже сказать, что западные военные круги самостоятельно переоткрыли концепцию Дуэ, когда в том возникла острая необходимость.
Другое дело – Советский Союз, население которого ответственно готовилось к «мировому пожару», обязанному завершиться мировой революцией. Идеи Дуэ пришлись советским аналитикам по вкусу, ведь итальянский генерал вроде бы давал ответ на вопрос, как можно быстро и с ограниченным кровопролитием добиться подавляющего стратегического превосходства, заставив капиталистические государства рухнуть. Тексты итальянского генерала тщательно переводились, издавались и обсуждались. Какие-то тезисы с ходу были отвергнуты, какие-то, наоборот, получили развитие.
Большую популярность доктрина Дуэ обрела у авторов военной фантастики, активно работавших во второй половине 1930-х годов. Все они описывали грядущую мировую войну как скоротечный конфликт с разгромом врагов СССР на вражеской же территории. То есть подразумевалось, что сначала враги нападут на государство рабочих и крестьян, явным образом проявив агрессию, а уж затем с полным на то правом рабочие и крестьяне ударно ответят и погонят супостата как минимум до Ла-Манша. Причем особо подчеркивалось, что война будет малокровной, хотя и с широким применением современных вооружений, включая отравляющие вещества.
Хорошей иллюстрацией к ожиданиям военных фантастов может служить небольшой роман Николая Шпанова «Первый удар» (1939). Хотя Шпанов писал не только об авиации, в ней он разбирался лучше многих коллег, поскольку в 1916 году закончил Высшую воздухоплавательную офицерскую школу в Санкт-Петербурге, а затем много лет работал в редакциях журналов «Самолет» и «Техника воздушного флота», готовил справочники и учебники для летных училищ. В «Первом ударе», как и в фантастической повести Джулио Дуэ, основное внимание уделено действиям противостоящих воздушных армий. Третий рейх при военной поддержке фашистской Италии и молчаливом одобрении Великобритании готовится отобрать у Франции ее колонии и часть спорных территорий. Советский Союз открыто заявляет о намерении при необходимости защитить Францию. Однако французская буржуазия охвачена капитулянтскими настроениями, и как результат фашистские орды вторгаются в СССР. Немецкие бомбардировщики хотят нанести сокрушительный первый удар, однако советские истребители быстро расправляются с ними, захватывая господство в воздухе, после чего война смещается в воздушное пространство врага: сначала повержена Польша, которая выступает союзником Третьего рейха, затем под ударом оказываются и города агрессора – гитлеровской Германии.
Персонаж романа, советский летчик-рекордсмен Гроза, формулирует советскую стратегическую доктрину того времени:
Мы знаем: в тот же миг, когда фашисты посмеют нас тронуть, Красная армия перейдет границы вражеской страны. Наша война будет самой справедливой из всех войн, какие знает человечество. Большевики – не пацифисты. Мы – активные оборонцы. Наша оборона – наступление. Красная армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны. С того момента, как враг попытается нарушить наши границы, для нас перестанут существовать границы его страны. И первыми среди первых будут советские летчики!
Одним из ключевых моментов романа Николая Шпанова стала вымышленная дискуссия между пилотами истребительной и бомбардировочной авиации, которую автор подытоживает соображением, что будущее принадлежит именно бомбардировщикам дальнего действия – они когда-нибудь обгонят по летно-техническим характеристикам истребители и сделаются основным средством ведения войны. Ни один из прогнозов Шпанова, включая веру в светлое будущее бомбардировщиков, не сбылся, однако в конце 1930-х годов его соотечественники воспринимали такие футурологические построения как нечто само собой разумеющееся. И мало кого смущало то обстоятельство, что под массированными ударами с воздуха окажутся не только фашисты, но и те же пролетарии, ради абстрактной помощи которым Советский Союз готовился вступить в новую войну.
Концепция Джулио Дуэ, подхваченная планировщиками Красной армии и писателями-фантастами, вылилась в создание бомбардировочных армад: к концу 1930-х годов были построены восемьсот тяжелых бомбардировщиков «ТБ-3» («АНТ-6») и полторы тысячи бомбардировщиков дальнего действия «ДБ-3». Они, конечно, не смогли переломить ход реальной войны таким образом, как описано в «Первом ударе», однако в полной мере воплотили в жизнь идею воздушного террора как значимого фактора в противостоянии: с 7 августа по 5 сентября 1941 года бомбардировщики «ДБ-3» ВВС Балтийского флота совершили налеты на Берлин, разрушив пропагандистский миф о защищенности германской столицы. Военная результативность этих налетов была низка, зато моральное воздействие превзошло все ожидания: советский гражданин, слушая новости о бомбардировках Берлина, еще больше укрепился в вере о неизбежности скорой победы над врагом, а немцы в своем глубоком тылу впервые почувствовали смертельный холодок надвигающегося ужаса, в который через пару лет погрузится вся Германия.
Так или иначе, но единственная держава, в которой доктрина Джулио Дуэ была принята как часть стратегии в грядущей войне, не сумела в достаточной мере реализовать планы разгрома врага за счет дальней бомбардировочной авиации.
Господство в воздухе
Общим местом для большинства историков, пишущих о Второй мировой войне, стало утверждение, что Гитлер и военное командование Третьего рейха отказались от использования авиации для достижения стратегических целей в пользу непосредственной поддержки армии на поле боя в духе блицкрига. Вот некоторые из таких заявлений: «Германия не имела возможности осуществлять стратегические бомбардировки»; «люфтваффе решали только тактические задачи»; «недооценив значение стратегических бомбардировок, немцы проиграли воздушную битву над Англией».
Понятно, что исторические мифы и трюизмы возникают не на пустом месте. На формирование такой точки зрения заметное влияние оказали немецкие генералы, оставившие после войны бесконечные тома мемуаров, в которых они обвиняли Гитлера и Геринга в ошибочных решениях, приведших в том числе и к краху люфтваффе. Даже вполне успешные операции типа бомбардировки Ковентри объяснялись «удачным стечением обстоятельств», а не результатом тщательного и разумного планирования. Однако внимательное рассмотрение вопроса приводит к совершенно противоположным выводам: бомбардировочные атаки люфтваффе на начальных этапах Второй мировой войны были более эффективны, чем аналогичные действия союзников по антигитлеровской коалиции. Более того, немецкое командование вовсе не собиралось использовать воздушный террор как фактор в противостоянии с вражескими государствами.
Давайте взглянем на начало Второй мировой войны без предубеждения. В период между войнами элиты развитых западных держав несколько раз пытались оформить запрет на массированные бомбардировки юридически – в рамках некоего международного договора. Увы, эти усилия не увенчались успехом.
