— Но ты, кажется, купила немного других, — сказала Кароль, повернувшись к невестке.
— Правда? Я думал, ты хочешь чистокровных, — протянул Марк.
— Я хотела, но потом увидела гонтеров
[35]
и решила, что если уж мы живем за городом, то это вполне приемлемо. — Она снова посмотрела на Гамаша. — Нет, охотиться я не собираюсь. Это просто порода лошадей.
— У них мощный прыжок, — кивнул он.
— Вы ездите верхом?
— Не ахти как, но мне нравилось. Вот уже сколько лет не садился в седло.
— Приходите к нам, — сказала Кароль, хотя они все знали, что он почти наверняка не сможет втиснуться в бриджи для езды и забраться на гонтера.
Гамаш улыбнулся, подумав о том, как бы на такое приглашение отреагировал Габри.
— А какие у них клички?
Доминик задумалась, и ей на выручку пришла свекровь:
— Трудно запомнить, да? Но одного, кажется, зовут Гром.
— Да, верно. Гром, Солдат, Троянец и… как там четвертого? — Доминик повернулась к Кароль.
— Молния.
— Правда? Гром и Молния? — спросил Марк.
— Они братья, — ответила Доминик.
Допив чай со льдом и оставив от булочек одни крошки, они поднялись и пошли в дом.
— Почему вы переехали сюда? — спросил Гамаш, когда они спускались на нижний этаж.
— Pardon? — переспросила Доминик.
— Почему вы переехали за город и конкретно в Три Сосны? Найти эту деревню не так-то просто.
— Нам здесь понравилось.
— Вы не хотите, чтобы вас нашли? — спросил Гамаш.
Хотя это прозвучало с юмором, его глаза смотрели остро.
— Мы искали тишины и покоя, — ответила Кароль.
— Мы хотели попробовать свои силы, — сказал ее сын.
— Мы хотели перемен. Ты не забыл? — Доминик повернулась к Гамашу: — У нас обоих была хорошо оплачиваемая работа в Монреале, но мы устали. Сгорели на работе.
— Ну, это не совсем так, — возразил Марк.
— Очень близко к действительности. Продолжать дальше мы не могли. И не хотели.
Она не стала дальше развивать эту тему, понимая, что Марк не хочет признавать случившееся. Бессонница, приступы паники. Потребность остановить машину на хайвее, чтобы перевести дыхание. Потребность оторвать руки от рулевого колеса. Он терял контроль над собой.
День за днем ездил он на работу в таком состоянии. Недели, месяцы. Год. Наконец он признался Доминик, что его силы на исходе. Они уехали на уик-энд — первый за несколько лет. И у них состоялся откровенный разговор.
У Доминик не было приступов паники, зато она испытывала нечто другое. Растущее ощущение опустошенности. Бесполезности. Она просыпалась каждое утро и убеждала себя в том, что ее работа — рекламная деятельность — имеет смысл.
Убеждать себя становилось все труднее.
И тогда Доминик вспомнила о чем-то давным-давно забытом. О детской мечте — жить за городом и иметь лошадей.
Она хотела иметь гостиницу. Принимать людей, заботиться о них. Своих детей у них не было, и она испытывала потребность заботиться о ком-нибудь. Они оставили Монреаль, оставили работу, которая вгоняла их в стресс, оставили жизнь в городской суете. Они приехали в Три Сосны с сумками денег, чтобы сначала излечиться самим. А потом излечить других.
Рану дома они явно залечили.
— Как-то в субботу мы увидели в «Газетт» объявление о продаже этого места, приехали сюда и купили его, — сказала Доминик.
— По вашим словам, все получилось очень просто.
— Так оно и было, поверьте, как только мы решили, чего хотим.
Глядя на нее, Гамаш вполне верил ее словам. Она знала кое-что очень важное, о чем многие и не догадываются. Она знала, что люди сами творят свою судьбу.
И это делало ее могущественной.
— А вы, мадам? — Гамаш повернулся к Кароль Жильбер.
— Я уже давно не работаю.
— И жили в Квебек-Сити, насколько я понимаю.
— Верно. Я оставила работу и переехала туда после смерти мужа.
— Désole.
[36]
— Ну, это было много лет назад. Но когда Марк и Доминик пригласили меня сюда, мне показалось, что в этом что-то есть.
— Вы работали медсестрой? Ваши профессиональные знания понадобятся в спа.
— Надеюсь, что нет, — рассмеялась она. — Ты ведь не планируешь калечить людей? — спросила она Доминик. — Спаси Господь любого, кто обратится ко мне за помощью.
Они снова оказались в гостиной, и старший инспектор остановился у высокого окна, потом повернулся лицом к комнате.
— Спасибо вам за экскурсию. И за чай. Но у меня к вам есть несколько вопросов.
— Касательно убийства в бистро, — сказал Марк и шагнул чуть ближе к жене. — Убийство как-то не вяжется с этой деревней.
— Да, ни за что не скажешь, верно? — проговорил Гамаш, спрашивая себя, рассказал ли им кто-нибудь историю этого дома. Возможно, подробности не были указаны в описании агента по продаже недвижимости. — Для начала хочу вас спросить, не видели ли вы поблизости посторонних.
— Для нас все посторонние, — сказала Кароль. — Мы уже знаем большинство жителей деревни, по крайней мере здороваемся, но на этот уик-энд здесь полно людей, которых мы не знаем.
— Этого человека трудно было бы не заметить. Он выглядел как бродяга.
— Нет, никого подобного я не видел, — ответил Марк. — А ты, мама?
— Никого.
— Где вы были в субботу вечером и рано утром в воскресенье?
— Марк, ты, кажется, первым отправился спать. Он обычно первым ложится. А мы с Доминик смотрели «Тележурнал» по «Радио Кэнада», а потом тоже пошли спать.
— Около одиннадцати, кажется, — добавила Доминик.
— А ночью никто из вас не вставал?
— Я вставала, — сказала Кароль. — Ненадолго. В туалет.
— Почему вы об этом спрашиваете? — поинтересовалась Доминик. — Убийство произошло в бистро. К нам это не имеет никакого отношения.
Гамаш повернулся и показал на окно:
— Вот почему я спрашиваю.
Они посмотрели в окно. Внизу, в деревне люди укладывали вещи в машины, обнимались. Взрослые звали детей, и те неохотно бросали игры на деревенском лугу и шли к машинам. Молодая женщина быстро шагала по рю Дю-Мулен в сторону старого дома Хадли.
