Он наклонился и тронул своего подчиненного за плечо. Бовуар вздрогнул и, храпанув, проснулся. Лев соскользнул с его груди на пол.
— А? Что?
— Пора ложиться спать.
Бовуар выпрямился в кресле.
— Ну и как оно прошло?
— Никто не умер.
— Для Трех Сосен это достижение.
— Оливье сказал, что Рут просила передать тебе это. — Гамаш вручил ему клочок бумаги.
Бовуар протер глаза, развернул бумагу и прочел. Тряхнул головой и протянул ее своему шефу.
Может, во всем этом есть что-то,
ускользающее от меня.
— Что это означает? Это угроза?
Гамаш нахмурился:
— Понятия не имею. С какой стати ей писать тебе?
— Ревнуете? Может, у нее просто съехала крыша. — Но они оба знали, что «может» здесь сильно смягчает ситуацию. — Кстати, если уж мы говорим о съехавших крышах. Звонила ваша дочь.
— Анни? — Гамаш вдруг разволновался и машинально вытащил мобильник, зная, что здесь, в деревне, спрятанной в долине, сигнала нет.
— Все в порядке. Она хотела поговорить с вами о каких-то неурядицах на работе. Ничего существенного. Просто она собирается уволиться.
— Черт, вероятно, об этом она хотела поговорить вчера, когда нас сюда вызвали.
— Можете не волноваться. Я решил проблему.
— Не думаю, что решением проблемы может считаться твой совет ей упасть и откинуть копыта.
Бовуар рассмеялся и поднял с пола плюшевого льва.
— Определенно в вашей семье она совсем не случайно прозвана львицей. Свирепая.
— Ее называют львицей, потому что она любящая и страстная.
— И людоедка.
— Все те качества, которые ты ненавидишь в ней и которыми восхищаешься в мужчинах, — сказал Гамаш. — Она умная. Она отстаивает то, во что верит. Она откровенная, и ее трудно запугать. Ты зачем все время ее подначиваешь? Каждый раз, когда ты приходишь к нам за стол, это заканчивается скандалом. Даже я стал от этого уставать.
— Хорошо, я попытаюсь себя контролировать. Но она меня ужасно злит.
— А ты — ее. У вас много общего. Так что там у нее за проблема на работе? — Гамаш сел рядом с Жаном Ги.
— Дело, которое она хотела получить, передали другому юристу, кому-то моложе. Я немного поговорил с ней. Я почти уверен, что на работе она в конечном счете никого не убьет.
— Вот и умница.
— И она решила остаться. Я ей сказал, что она будет жалеть о поспешных решениях.
— Так и сказал? — с улыбкой спросил Гамаш.
Услышать такие слова от человека с горячей головой!
— Ну хоть кто-то должен давать ей хорошие советы, — рассмеялся Бовуар. — Вы же знаете, что родители у нее просто сумасшедшие.
— Да, я слышал об этом. Спасибо.
Это был хороший совет. И Бовуар это знал. У него был довольный вид. Гамаш посмотрел на часы. Половина десятого. Он взял трубку гостиничного телефона.
Гамаш говорил с дочерью, а Бовуар рассеянно поглаживал плюшевого льва.
Может, во всем этом есть что-то
ускользающее от меня.
Этот страх вечно не давал покоя детективам, расследующим дело об убийстве, — пропустить что-то ускользающее от них. Старший инспектор Гамаш подобрал блестящих сотрудников. В общей сложности около двух сотен. Все они были отобраны вручную и расследовали преступления по всей провинции.
Но Бовуар знал, что команда, которая приехала в Три Сосны, лучшая из всех.
Он был ищейкой. Всегда впереди, во главе.
Агент Лакост была охотником. Решительная, методичная.
А старший инспектор Гамаш? Арман Гамаш был их первопроходцем. Он ходил туда, куда отказывались или не могли ходить другие. Или слишком боялись. В самые дебри. Гамаш находил бездны, пещеры и животных, которые в них скрывались.
Бовуар давно уже решил, что Гамаш делает это, потому что ничего не боится. Но со временем он понял, что и у старшего инспектора есть немало страхов. В этом была его сила. Он распознавал страх в других людях. Страх, как ничто другое, был движителем руки с ножом, кулака. Удара по голове.
А юный агент Морен? Что он привнес в команду? Бовуар должен был признать, что начал питать теплые чувства к парню. Но при этом Бовуар не закрывал глаза на его неопытность. До настоящего момента ищейка Бовуар со всей очевидностью чуял в этом деле страх.
И исходил страх от Морена.
Бовуар оставил шефа в гостиной разговаривать с дочерью, а сам пошел наверх по лестнице. Он мурлыкал себе под нос старую мелодию «Weavers», надеясь, что Гамаш не видит, как он сжимает в руке плюшевого льва.
* * *
Когда на следующее утро месье Беливо прибыл открывать свой гастроном, его уже ждали. Со скамьи на веранде поднялся агент Морен и представился пожилому бакалейщику.
— Чем могу вам помочь? — спросил месье Беливо, открывая дверь.
В Трех Соснах у людей редко возникала такая насущная потребность в его продуктах, что они приходили еще до открытия магазина. Правда, этот молодой человек не был местным.
— У вас нет парафина?
На строгом лице месье Беливо появилась улыбка.
— У меня есть все.
Пол Морен никогда прежде не был в этом магазине и потому, войдя, огляделся. На полках темного дерева аккуратно стояли жестяные банки. Пакеты с собачьей едой и птичьим кормом расположились у прилавка. Наверху полок лежали старые коробки с настольными играми. Шахматы, лила,
[48]
монополия. Ровными рядами стояли раскраски и головоломки. У одной стены находились стеллажи с бакалейными товарами, у другой — краски, ботинки, кормушки для птиц.
— Вон там, у стеклянных банок. Вы собираетесь делать маринад? — захихикал месье Беливо.
— И много вы продаете? — спросил Морен.
— В это время года? Достаточно, чтобы держать его на складе.
— А это? — Морен взял в руки жестянку. — Много таких продаете?
— Не очень. Но большинство за такими покупками ездят в «Канадиан тайр» в Кауансвилле. И в магазины стройтоваров ездят. Но какое-то количество я держу на всякий случай.
— А когда вы в последний раз это продавали? — спросил молодой агент, расплачиваясь с хозяином.
Он не ждал ответа, но чувствовал, что спросить должен.
— В июле.
— Правда? — Морен подозревал, что ему следует поработать над своим лицом следователя. — Как же это вы запомнили?
— Это моя работа. Нужно знать привычки людей. А когда покупают что-то необычное, вроде этого, — он поднял жестяную банку, прежде чем положить ее в бумажный пакет, — я беру на заметку. Вообще-то, покупают это двое. Типичная ситуация на рынке.
