Джаз сжала зубы.
— Отца же Гарри, Себастьяна, Александра ненавидела еще больше, но уже за другое: видишь ли, он был замечательным актером, — продолжал Гилберт, входя в раж, — но актером, никогда не игравшим роли, которые могли бы принести ему славу и деньги. Александра считала, что Себастьян обязан был гораздо лучше обеспечивать ее младшую сестренку, а для этого сниматься в телевизионной рекламе, исполнять роли в мыльных операх, и тому подобное, но Себастьян не опускался до этого. Так что она считала их обоих безответственными родителями и не сомневались, что сможет дать племяннику гораздо лучшее воспитание.
— Откуда в ней такая фантастическая заносчивость? — спросила Джаз, завороженная историей.
— Ну, дело в том, — сочувственно вздохнул Гилберт, — что Александра почти на пятнадцать лет старше Катрин и нянчила ее, когда та была маленькой. Катрин всегда боготворила старшую сестру, она и в актрисы-то пошла, чтобы походить на нее. Александра просто не могла смириться с тем, что ее малышка Катрин бросила карьеру актрисы, а значит, и перестала ее боготворить — ради какого-то мужчины. Она расценила все как невероятное предательство и никогда не простила этого Себастьяну. Никогда.
Наступила трагическая пауза.
— «Минтос» у кого-нибудь есть? — раздался голос за спиной Джаз.
Джаз повернулась к Мо и с досадой покачала головой. Мо нервничала, и все признаки этого были налицо: часто бегает в туалет, тупо вмешивается в чужой разговор и просит «Минтос». Конечно, надо бы ее успокоить, но история Гилберта становилась все увлекательней. А она любила интересные истории.
И вот Джасмин снова внимает Гилберту, который объясняет:
— Понимаешь, если бы Александре удалось забрать себе маленького Гарри, она таким образом сумела бы восстановить свою власть над Катрин. Эта женщина до сих пор просто помешана на власти.
— Ну и получилось? — спросила Джаз.
— He-а. Как ни печально, но результат оказался прямо противоположным. Это было смертным приговором отношениям между Александрой и Катрин.
Джаз кивнула.
— Что ж, вполне логично.
К тому моменту, когда Мо вернулась после очередного похода в уборную, она была уже настолько захвачена рассказом Гилберта, что даже доносившиеся с улицы женские крики не могли ее отвлечь.
Тем временем прибыл Гарри Ноубл.
Когда Джасмин наконец осознала, что стало вдруг слишком тихо и подняла глаза, Гарри Ноубл уже проходил мимо нее, направляясь к большой черной двери, ведущей в зал для прослушивания. Все головы присутствующих были повернуты к нему. Джаз упустила свой шанс разглядеть его хорошенько, но и беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы заметить ту же самую манеру, с которой он в метро проходил мимо своих поклонников, на нем были те же самые джинсы и тот же пиджак. Из-за этого у Джаз возникло ощущение, что она немного его знает. Взявшись за дверную ручку, кумир повернулся лицом к присутствующим и сказал глубоким, чистым, бархатным голосом:
— Через пять минут входят первые двое. — И скрылся за дверью.
На какую-то секунду повисла гробовая тишина, а потом все заговорили разом.
— Боюсь, мне снова надо в уборную, — сказала Мо.
ГЛАВА 2
— Что это за девушка рядом с Джорджией Филд? — спросила Сара Хейз, актриса в кожаной куртке, свою новую закадычную подружку Максин.
Максин обвела взглядом комнату:
— Которая?
— Ну вон та, хорошенькая. Рядом с Джорджией.
— Не знаю, — сказала Максин. — Те две девушки рядом с ней явно не актрисы. Если только характерные.
Обе презрительно хмыкнули.
— А не может она быть сестрой Джорджии Филд?
— Ты имеешь в виду журналистку? Возможно. Носы у них точно похожи.
— Да-а, — задумчиво протянула Сара. — Хотя не совсем. У Джорджии нос немного другой. Вот если бы она была блондинкой… Слушай, она такая бледная — в снегопад ее и не разглядишь. К тому же немного полнее Джорджии.
— Но это ее не портит, — сказала Максин. — Она скорее фигуристая. Некоторые мужики обожают сиськи и толстые попки.
— Да, — согласилась Сара, — но только те, которым уже за шестьдесят.
Максин засмеялась.
— И губы у нее полней, чем у Джорджии.
— Угу, — утвердительно кивнула Сара. — Совсем в духе восьмидесятых.
Находясь в счастливом неведении, что актриса со своей подружкой скрупулезно ее изучают. Джаз в свою очередь развлекалась тем, что разглядывала их очаровательного белокурого приятеля. Его огромные голубые глаза, горя любопытством, перебегали с одного красивого лица на другое и что-то слишком уж часто останавливались на Джорджии. И в эти моменты они выражали неподдельное восхищение: подобное Джаз часто приходилось лицезреть на лицах мужчин, когда те смотрели на ее сестру. Но этот парень смотрел как-то по-особенному: такой взгляд бывает у несчастного кролика, ослепленного светом автомобильных фар. Джаз решила, что этот незнакомец ей нравится.
Всякий раз, когда следующая пара заходила в комнату для прослушивания. Мо говорила себе, что пойдет следующей. Но каждый раз, когда они выходили обратно, все ее существо повторяло, что торопиться ни к чему. В конце концов. Джаз, пригрозив, что иначе заставит подругу весь месяц мыть посуду, втолкнула ее в комнату.
Через семь минут Мо появилась в дверях, все еще крепко сжимая в кулаке смятую упаковку «Минтоса».
— Этот мужик — скотина, — мрачно произнесла она. — Я пошла домой.
Гилберт медленно, словно у него затекли ноги, поднялся со стула.
— Думаю, мне не мешает размяться, так сказать, — объявил он с натянутой улыбкой.
— Значит, этим все и закончилось? — спросила Джаз, которой так хотелось вытянуть из Гилберта как можно больше. — Просто семейная рознь?
Гилберт снова сел.
— Нет, все гораздо сложней, — снова заговорил он. Джаз заметила, что каждый раз, когда Валентайн переходил к следующей части своего рассказа, он все ближе и ближе пододвигался к ней. Еще чуть-чуть, и Гилберт просто усядется к ней на колени.
— Надо отдать должное родителям Гарри, — продолжил он, — они предоставили сыну решать самому. Они сообщили мальчику, что его тетушка весьма богата и может дать ему гораздо больше, чем они, ну и все такое прочее. Они всегда обращались со своими детьми как со взрослыми. — Гилберт вновь прервал свой рассказ. — Если хочешь знать мое мнение — там вся семейка просто чокнутая.
У Джаз отвисла челюсть.
— Короче говоря, Гарри отказался от предложения Александры. Но не просто отказался, а, ни слова не говоря родителям, отписал ей такое премерзкое письмо, на какое только способен двенадцатилетний мальчишка. Ну, и сама можешь представить, какой эффект оно произвело, — с удовлетворением завершил журналист свой рассказ.
