Ярина на Горыню строго посмотрела и за ухо оттаскала:
– Приглядываться к друг другу, приглядывайтесь, но если мне хоть на миг покажется, что лапы свои, куда не надо, тянешь, мало тебе не покажется! Васильку под замок, тебя в темницу и никакой свадьбы во веки вечные!
– Баба-Яга, кто ж сватается, если просто решил развлечься?! За кого ты меня держишь? Я ж – не голь какая перекатная… – обиженно засопел Змей Горыныч.
– Молод ты ещё, Горыня, держать себя в лапах не умеешь. Многим девкам судьбы поломал и сердца разбил, как внучек мой бестолковый!
– Нет Ярина, тут всё серьёзно. Если отворотное Змеевны Ляксандры Дмитриевны не помогло, значит, пришла пора жениться!
Гаджет Баюнович, тайком пробравшись в светёлку Василисы Премудрой, куда Змей Горыныч потом вернул подаренный девушке трансформер, не устоял перед искушением. Сестра Кощея Бессмертного не зря прослыла девушкой умной: решив не дразнить Соловья Разбойника и его подельников дорогой заморской игрушкой, попросила Горыню вернуть его во дворец.
Дождавшись, когда змей прекратил рассматривать картинки с обнажёнными красавицами и опрометью помчался в дальние покои, молодой кошак просочился в узенькую дверь в ставнях. Мурлыкая под нос «Хэй, подруга, посмотри на меня!», он попытался подёргать в такт низом живота и, не удержавшись на узеньком подоконнике, благополучно навернулся вниз. А надо бы тебе знать, наш любезный читатель, что Змей Горыныч имел дурацкую привычку складировать под окном яблочные огрызки, даже находясь в гостях, за что и получил за глаза весьма нелестное прозвище.
Приземлившись в полуразложившуюся кучу гниющих остатков, Гаджет коротко булькнул горлом и пополнил драконьи запасы. Спиртовые пары мгновенно врезали по не привыкшим к алкоголю мозгам. Пошатываясь на всех четырёх лапах и громко икая, сыночек Железной Лапы с трудом взгромоздился на высокий дубовый табурет и, с трудом наведя фокус, сунул любопытный нос в оставшуюся на экране картинку, которую до этого усердно разглядывал трёхголовый.
Как и любой подросток в его возрасте, он живо реагировал на всё, что хоть как-то походило на противоположный пол. Поэтому, глупо хихикая, попытался вслух развить тему «Сисег», но поскольку непокорный язык отчаянно сопротивлялся и пытался свеситься набок, это заняло у него неожиданно много времени. Когда мысль наконец-то со скоростью утомлённой жизнью улитки доползла до конца, Горыныч уже застыл как вкопанный на пороге.
– Ты чё, потвора, делаешь? На моих девок блудодействуешь? Да я тебя сейчас, слизь жабья, учить стану! – мимо хвоста цвета молодой морковки с рёвом пронеслось огненное облако, заставив давно немытую шерсть свернуться колечками и задымиться.
– Ты чё, мужик, ты на кого батон крошишь?! Я тебе чё птичка на площади?! Да ты знаешь, кто у меня папик?! Да он тебя вмиг в сонное царство к лягушкам отправит!
Такого надругательства над субординацией Горыня вынести уже не сумел. В следующий момент чешуйчатый хвост, украшенный костяным наконечником, просвистев в воздухе, образовал на каменной стене горницы картину в духе супрематизма: размазанные тонким слоем по белому известняку «Драный кот и дубовый табурет».
– Будешь знать, послед кикиморы, как на взрослых-то хайло открывать. А про блудодейство я ещё твоему батюшке доложу, ну или самому Кощею. Ох и порка же тебя ждёт впереди, – и змей сладострастно осклабился всеми тремя пастями.
В Двувосьмом Царстве исстари повелось: блудодействующих отроков заставляют втирать в причину их порочной страсти целый воз ядрёной крапивы. Отведавший такой любовной ласки потом правнуком в двенадцатом колене заказывает заниматься таким непотребством и становится посмешищем окрестных мальчишек, ведь пострадавший орган от стрекательной пытки раздувается до размеров небольшой сосенки, и владелец вынужден носить его в руках не менее недели. Зловредные насмешники в это время воробьиной стайкой скачут вокруг и напевают обидную кричалку:
– Федул, Федул!
Ел. у надул…
Если же попадалась девчонка, то её попросту секли в бане под присмотром самой Ярины, а та уж умела выносить мозги похлеще любой крапивы.
Сунув трансформер под мышку, Горыня степенно удалился. Через некоторое время от стены с лёгким чпоком отделилась жертва электронных микросхем и кошачьего любопытства. Как следует отплевавшись от дубовой щепы и опилок, набившихся ему в рот, Гаджет Баюнович обвёл светёлку Василисы Премудрой полубезумным взглядом и философски заметил:
– Вот это сиськи были, аж с ног сшибает! – и, оскальзываясь по известняковым плитам, полез к окошку.
Елена Прекрасная, повесив нос, шествовала по тропинке. Баба-Яга была так сильно недовольна ею и Марьей Моревной, что пригрозила отдать обеих замуж за самых завалящих женихов, каких ей только удастся найти. Жгуче-чёрная коса растрепалась, в бирюзовых глазах появилось выражение безысходной тоски пополам со страхом. Ярина с такими вещами никогда не шутила. Достаточно вспомнить, как лихо она окрутила ушлую рыжую ведьму Шалассу Васильевну из Мира Современных Людей, на которую запал Кощей Бессмертный.
Купеческая дочь возмущённо охнула, оседая на дорожку. Её сшиб с ног новый штатный юрист Царя Двувосьмого Царства, которого, как уже все знали в столице, звали Юрий Анатольевич Шпар, облачённый в строгую деловую тройку цвета мокрого асфальта, верхняя пуговица на рубашке была фривольно расстёгнута, а галстук висел, точно язык Змея Горыныча с бодунища. Лицо было и вовсе пунцовое от летней жары.
«Опять брат Василисы показал норов, Шаласка-то всё ещё под замком, а сам царь не умеет с современными людьми ладить, – лениво подумала девица, – но я тут не причём».
Не придумав ничего умнее, Ленка протянула ножку в сафьяновом сапожке и подставила подножку наглому мужчине. Результат оказался совсем противоположным тому, который она желала получить. Высокий мускулистый юрист, чертыхнувшись, упал на неё сверху, но вот подниматься с земли явно не спешил.
Купеческая дочка к подобному обращению не привыкла, поэтому пнула нахала так сильно, как только смогла, резво вскочила на ноги и, сжимая и разжимая кулаки, кинулась в атаку, вопя во всю силу тренированных дворцовыми и домашними скандалами глотку:
– Ах ты, порос невоспитанный! Тут тебе не там, откуда ты припёрся!
А надо сказать, что в гневе Елена Прекрасная была чудо как хороша: на бледной коже заиграл нежный румянец, бирюзовые очи горели праведным огнём, пышная грудь соблазнительно вздымалась под туго обхватившим девичий стан сарафаном. Даже презрительно скривленные пухлые губки только добавляли неявской красавице того самого колорита, который присущ только законченным стервам.
Юрий Анатольевич покопался в памяти и выудил имя юной прелестницы:
– Знаете, Елена, о вашей красоте ходили слухи, в которые я, как человек прагматичный, поверить не мог, но реальность бледнеет перед тем, что видят мои глаза.
