– Это он поджег лес, – сообщил усатый мужчина на красивом гнедом жеребце. – Черные твари огня боятся, авось и не пойдут дальше.
Мы с Алиной и Настасьей ехали в повозке. Хозяйка часто оглядывалась, хотя дома давно уже скрылись за деревьями.
– А если огонь доберется до поселка? – волновалась она.
Мне уже было ясно, что доберется, рано или поздно. Но посочувствовать поселянам не получалось. Голова кружилась, стволы деревьев двоились перед глазами, залитый светом лес превращался в темную чащу.
– Женя! Женечка, что с тобой?
Прохладная ладонь Алины коснулась лба, на мгновение спрятав глаза от яркого света.
– Женя, ты хотя бы позавтракала? Тебе надо поесть, слышишь?
При мысли о еде к горлу подступила тошнота. Я перевела дыхание, прогоняя неприятное ощущение, и улеглась, скукожившись, уткнувшись лицом в высокий бортик повозки. В желудке гудело – сперва настойчиво, потом жалобно.
– Женечка, ты меня слышишь?
Я промычала что-то невразумительное в ответ и закрыла глаза. Солнечные блики мелькали на сомкнутых веках, и я уже не помнила о том, что голодна или устала…
– Я люблю тебя, Женька.
Это не Всемил, это… я знаю кто. Его голос чудится мне сквозь дремоту. Повозка катится, раскачиваясь, словно лодка на морской ряби. И сон накатывает волнами – тяжелый, беспокойный. Но Арис – рядом, он обнимает меня за плечи, и потому это очень хороший сон.
Когда я открыла глаза, вокруг было очень шумно, и вечерняя мгла рассеивалась огнями факелов и светящихся окон большого двухэтажного дома, у которого стояла повозка.
Алина помогла мне сесть. Голова все еще кружилась, я сползла с повозки и ухватилась за подружкино плечо, чтобы удержаться на ногах.
– Где мы?
– В Вереше.
– Где?..
Покачиваясь спросонья, я подошла вместе с подругой к широким распахнутым дверям и остановилась на пороге.
Горели свечи, шумели гости – и путники, и колдуны из Солончака, а над всей этой пестрой кутерьмой торчала, злорадно скалясь, огромная голова Змея-Людоеда. Трактирщик – щуплый мужичонка со смутно знакомым лицом – улыбнулся нам из-за высокой стойки:
– Добро пожаловать в гостиный дом «Змеева Голова»!
* * *
Вереш принял беженцев на удивление радушно. Многие семьи нашли приюты не у родственников или хороших знакомых, а у совершенно чужих людей, не оставшихся равнодушными к беде. Колдунов еще боялись пускать домой, а потому поселили в трактирах. Хозяева позволили не платить за постой – лишь за еду и другие услуги вроде возможности принять ванную. Все постоялые дворы и гостиные дома в городе и окрестностях были переполнены – здесь поселились не только те, кто пришел сегодня с Леоном, но и те, кого несколькими днями ранее привел воевода. И все же пришлось разбить небольшой лагерь южнее Вереша – в городе места хватило не всем колдунам.
В «Змеевой Голове» комнаты тоже не пустовали. Нас с Алиной подселили к трем прибывшим ранее женщинам. Кровати были заняты, благо у нас с подругой на такой случай имелись походные коврики, на которых спать не менее удобно, чем на твердых деревянных лежанках. Едва мы сбросили рюкзаки у стены – раздался стук, а потом дверь отворилась, впустив еще двух незнакомых женщин-колдуний и Карину. Прижимая к груди дорожную сумку из грубой серой ткани, подаренную женой кузнеца Семена, девушка уперлась в меня ненавидящим взглядом.
– Где мой брат? Леон сказал, что он не вернется. Это правда?
Я ответила честно:
– Не знаю.
– Не знаешь? – зашипела Карина, отшвырнула сумку и сжала кулаки, так, что побелели пальцы. – Ах, ты не знаешь! А кто? Кто знает? Кто должен знать? Он ведь уехал с тобой! Рисковал ради тебя! А ты даже не знаешь, жив он или нет?
« Его больше нет»… Я потерла виски, но надрывные возгласы Карины мешали сосредоточиться. А потом снова стук – нам принесли ужин. Аппетитные запахи коснулись обоняния, и я поняла, что если не съем хоть немного, то прямо сейчас грохнусь в обморок. Хотя, возможно, это был бы не худший выход из ситуации.
– Хозяин Заповедного леса забрал его имя, – сказала я.
– И… что теперь? – растерялась Карина.
– Теперь он будет лешим… наверное.
– Лешим? – Карина огляделась, словно искала того, кто мог бы опровергнуть эти слова, и вновь обернулась ко мне: – И ты так спокойно это говоришь? Ты! Это же из-за тебя он в этот лес поехал! Из-за тебя! Я потеряла единственного брата! А ты… тебе наплевать! Тебе все равно, что мой брат…
– Прекрати! – неожиданно резко оборвала ее Алина. – Ты ничего не знаешь ни об этом мире, ни о своем брате, ни о Жене. Как ты можешь так говорить?
– Потому что я… – начала было Карина, но ей снова не дали договорить.
– Когда человеку по-настоящему больно, он не будет кричать об этом на весь мир, – лицо Алины стало суровым, а в голосе звенел металл. – Ты ведешь себя так, будто тебе нет дела до брата. Будто ты думаешь только о себе и хочешь, чтобы тебе уделяли внимание, утешали и жалели. А ты не подумала, что у всех остальных и так хватает забот? О том, что кому-то, кто знал Ариса дольше и лучше, сейчас намного тяжелее, чем тебе?
Знал… Снова в прошедшем времени.
Карина молча глядела в пол, ее руки безвольно опустились, девушка не знала, куда себя деть, что ответить. Бедный, потерявшийся ребенок…
– Я видела Володю, – сказала я.
– Правда? – Карина вскинула голову, несмело посмотрела мне в глаза. – И… как он?
– С ним все хорошо, – я вспомнила металлическую фигурку, так похожую на сестру Ариса, и невольно улыбнулась. – Он работает.
Наши разговоры затянулись допоздна. Карина оказалась примерным слушателем, и за несколько часов вытянула из меня множество историй об этом мире, о Заповедном лесе и заброшенном городе, и о многом-многом другом. Уж не знаю, отчего я вдруг разговорилась. Наши соседки по комнате укладывались спать, и чтобы не мешать, мы с сестрой Ариса и Алиной спустились вниз, заняли столик в дальнем углу. Змеева голова ухмылялась со стены, я поглядывала на нее, поглядывала, потом показала ее Карине:
– Ее твой брат добыл, между прочим.
История того, как Арису досталась эта голова, вышла несколько приукрашенной. И смягченной.
Время шло к полуночи. Заверив своих зевающих собеседниц, что действительно с удовольствием останусь здесь одна, я провела их взглядом и сперва смотрела на Змееву голову, потом уставилась в дальнее окно. Мне казалось порой, что кто-то сидит рядом, едва касаясь моего локтя, и я упрямо не поворачивала голову, не желая разрушать это наваждение.
«Прости», – последнее, что я услышала от Ариса. Сейчас вспомнила об этом и горько усмехнулась, потому что точно знала: он не попросил бы прощения ни за свои недомолвки, ни даже за обруч Всемила, который собственноручно надевал мне на голову. Нет. Только за то, что не придумал, как обмануть судьбу, и, в конце концов, попался в ловушку. Вот только за это…
