Огня не разжигали. Умостились под сосенками, мужчины накидали веток вместо подстилки. Алинка свернулась калачиком, позволив Леону уютно себя обнять и целовать в макушку. Память медленно возвращалась, и подруге, как и мне, было очень неудобно за собственное поведение. Но сердиться на хозяина лесной избушки все равно как-то не получалось.
Леон с Алиной давно заснули: я слышала неподалеку их размеренное, тихое дыхание. А мне не спалось. Вот бы сейчас по примеру подруги прижаться к кому-нибудь теплому, надежному, чтобы не мерещилось в каждой черной коряге чудище, а в каждом шорохе – чужие шаги. Забравшись в извлеченный из рюкзака спальник, я думала о том, как уютно было бы сейчас в гостеприимном домике, в тепле, на постели. Вздохнула, отвернулась от лежащей в обнимку парочки, разглядела в темноте силуэт Горыныча. Глаза его были прикрыты.
– Арис, ты спишь? – шепотом спросила я.
Он открыл глаза, посмотрел на меня.
– Я вот думаю… Может, зря мы убежали? – вспомнилось красивое лицо и доброжелательная улыбка. Пришлось тряхнуть головой, прогоняя наваждение. – Может, он бы нас и не тронул.
– Угу, – согласился Горыныч. – Только наутро мы были бы в качестве завтрака.
– Ты уверен? – я умостилась поудобнее, полусидя. – Слушай, а ведь ты у змея в пещере жил?
– Жил.
– Он похож был на этого? Тоже, как человек?..
– Нет. Змея змеей, только большая. С крыльями.
Я попробовала представить – усмехнулась:
– Прямо дракон какой-то!
– Похож, – согласился Арис. И уточнил: – Немного.
– Страшный?
– Да.
– Но он же тебя не тронул? – вспомнив рассказ трактирщика из «Змеевой Головы», я вдруг представила себе мальчишку лет пятнадцати, который посреди горного луга, связанный и, наверняка, до смерти испуганный, ждет, что за ним вот-вот прилетит чудовище. Представила себя на его месте. Поежилась. – Ужас какой… Хорошо, они не догадались ему девушек предлагать. В невесты.
– Они не догадались, – Горыныч сидел на ворохе веток и смотрел куда-то не в небо – в темный, наполненный таинственными тенями лес. – Догадались другие… Пару раз приносил из-за гор. Невест. В праздничных платьях, браслетах, бусах. Цветочных венках. Венки, правда, по дороге терялись, только несколько травинок зацепится, или ромашка какая-нибудь.
И замолчал.
Крикнула ночная птица, прошуршали крылья над головой. Качнулась ветка.
– И что эти… девушки? Они вместе с тобой ушли, да? Змей… он им ничего не сделал?
Арис качнул головой и…
– Съел.
Он все так же смотрел перед собой, потом закрыл лицо руками. Пошевелиться, нарушить тишину – страшно. Пододвинуться ближе, коснуться плеча – так ненароком коснешься и чужого прошлого. Я не решилась. Сидела, затаив дыхание. Ждала.
Арис отнял руки, прислонился к дереву спиной. Лицо было спокойным, как обычно, лишь немного бледным от лунного света.
– Спать будешь? – спросил как ни в чем не бывало.
– Да какой же тут сон! – возмутилась я. Звук его голоса принес облегчение.
– Напугал?
– Да как… Нам ведь повезло, все обошлось.
– Обошлось, – Арис криво усмехнулся. – Завтра день долгий. И послезавтра… Ты, правда, спи лучше.
Я уже и сама жалела, что заговорила. Подтянула колени к груди, накрывшись по уши, чтобы поменьше ночных звуков слышать, и понемногу поддавалась дремоте. Но перед закрытыми глазами все отчетливей виделась та запутавшаяся в волосах ромашка.
Глава 6. Ссора
…
– Проси пощады, колдун!
Матвей, высокий плечистый парень, сын гишнянского старосты, ткнул сучковатой палкой в грудь соседского Гришку.
– Я больше не хочу быть колдуном, – пожаловался тот, вжавшись спиной в древесный ствол. – Пусть лучше Панька…
Двое стоящих рядом ребят захихикали, а Матвей, сурово насупив брови, продолжал:
– Давай, колдун, проси пощады. А не то я тебя змею-людоеду отдам. Или водяному, а? Вот сейчас на речку пойдем, водяного позовем и тебя ему скормим!
И засмеялся, довольный своей придумке, а Гришка поежился. От палки на ребрах уж точно остался синяк, но мальчишку не это беспокоило, а обещанная прогулка к реке. Оно-то понятно, что игра, что все не взаправду, но вчера, вот так, играясь, они соседскому Шарику лапу перебили. Пес-то все равно старый, он и раньше не бегал, да вот если хозяин Шарика узнает, кто его собаку покалечил – мало сорванцам не покажется. Матвею-то ничего, его пожурят – и все, а остальным попадет, это как пить дать.
– Ну что, потащили его к реке? Колдуна, а? – Матвей обернулся к ребятам.
– Потащили, потащили, – радостно поддержал Ворша, и Гришка уж подумал, как бы ему от этой забавы убежать, когда услышал вдруг голос Паньки, стоявшего чуть в стороне:
– Эй, сюда! Сюда, скорее!
– Что там? – нехотя отозвался Матвей.
– Тут этот… – Панька понизил голос, – дурачок тот, которого змею отдали.
В тот же миг, позабыв про игру, все кинулись на зов.
По склону с горы вела неширокая тропка. С тех самых пор, когда появился в горах змей, далеко по ней не хаживали. Поговаривали, что этак и к самому логову выйти можно. Матвей не раз похвалялся перед своими, что возьмет меч у дяди Истарха да пойдет в горы змееву голову добывать. Но дальше слов дело, понятно, не заходило.
И вот теперь по этой самой тропке спускался темноволосый паренек в порванной, перепачканной одежде и волок за собой, ухватив за рога, огромную чудовищную голову, покрытую тускло поблескивающей черно-серой чешуей. Паренек уже качался от усталости, не поднимал взгляда от земли, и потому заметил преградивших ему дорогу ребят, только когда Ворша крикнул:
– Эй, ты! Далеко собрался?
Паренек остановился, обвел ватагу тяжелым взглядом.
– Он, кажись, совсем того, – пробормотал Панька.
– Да он и был такой, – усмехнулся Матвей. – Старуха Аквилина вечно всяких калек да недоумков подбирает.
Темноволосый стоял напротив, переводя взгляд с одного лица на другое, но, казалось, видел что-то свое и не понимал ни слова.
– Интересно, а чего это его змей не сожрал? – шепотом удивился Панька.
– Может, они договорились? – так же тихо ответил ему Гришка, немного испуганный, но довольный, что неприятная игра в колдуна закончилась, и Матвей, по-видимому, нашел себе новое развлечение. – Этот же… помнишь, как к нему змеи сползались? И не укусили ни разу.
– Хорошо договорились, – хихикнул Ворша. – Он, верно, змею на ночь сказку рассказал, а потом, когда тот уснул, голову ему и отчекрыжил!
