Психиатр Питер Крамер занимался этим вопросом и описал эволюцию своих представлений в книге «Слушая прозак»
[426]
. Он практиковал психотерапию и верит в важность понимания себя. Но из года в год он видел пациентов, застрявших в какой-то серой, полумертвой зоне существования, которых прозак поднимал на новый уровень самореализации. Они не становились овощами, а наоборот, делались живее и смелее включались в жизнь. Как выразился один пациент: «Перестаешь все время думать о себе». Можешь даже меньше беспокоиться о социальных сравнениях.
Не все пациенты, попробовавшие прозак, настолько хорошо к нему относятся, но как оценить его употребление теми, кому он помогает? Изменила ли таблетка их личность? Те, у кого есть положительный опыт, формулируют это иначе. Они замечают перемену, но описывают ее так: «Я в большей степени чувствую себя собой». До прозака позитивная часть их личности была подавлена негативной, но теперь этому пришел конец.
Некоторые критики считают, что это слишком легко. Пуритане полагают, что страдание является частью человеческого опыта. Следовательно, мы должны принимать его, а не бороться с ним. Такой взгляд попросту аморален.
Пуританизм другого рода утверждает, что мы должны бороться с психическим расстройством, но не физическими, а психическими средствами. Употребление препаратов считается неестественным, тогда как бороться с собой – значит продолжать бороться так же, как мы это делали тысячелетиями. Но если бы мы считали, что нам не следует тягаться с природой, мы бы не стали лечить рак, болезни сердца, ревматизм или любое из тысячи других заболеваний, которыми мы страдаем. Такой подход к психическим проблемам раскрывает дуализм души/тела: идею, что врачи должны заниматься физическими болезнями и оставить ум на долю психологии и религии. Но со времен Дарвина мы узнали слишком много, чтобы так думать. Почти неизбежно, по мере совершенствования медицинских препаратов, больше людей будут использовать их для улучшения своего психического состояния.
Убийство способности творить?
Уменьшим ли мы в ходе этого процесса искру творчества, которую так часто связывают с переживанием несчастья? Это жизненно важный вопрос. Люди всегда признавали связь между художественным творчеством и крайними эмоциональными переживаниями. Вот что говорит Тесей в пьесе «Сон в летнюю ночь»:
Безумец, и влюбленный, и поэт
Пронизаны насквозь воображеньем;
Их властная мечта объемлет больше,
чем хладный разум мог бы восприять.
Современные исследования подтвердили связь между творчеством и неустойчивой психикой. Исследование, проведенное на примере 291 мировой знаменитости прошлого, показало, что великие художники и писатели чаще страдали от депрессии, чем население в целом
[427]
. Конечно, во время депрессии они ничего не создавали
[428]
. Творческий подъем наблюдался между приступами и иногда усиливался манией, сопровождавшей маниакально-депрессивное расстройство
[429]
. Исследования современных писателей и художников говорят о том же.
Итак, если художников лечить от психических проблем, потеряют ли они свой творческий порыв? Эдвард Мунк, написавший прославленную картину «Крик» и переживший множество госпитализаций, имел собственное мнение по этому вопросу. Он заметил: «Один немец как-то сказал мне: „Но вы же можете избавиться от ваших бед". На что я ответил: „Они – часть меня и моего искусства. Они неотличимы от меня, и это разрушит мое искусство. Я хочу сохранить эти страдания"».
Однако что показывают факты? В частности, что происходит, когда людей с маниакальной депрессией лечат литием, которая снимает и депрессию, и манию? Когда группу художников и писателей, принимавших литий, спросили о его эффектах, большинство сообщило, что под действием лития у них появилось вдохновение или же творческие порывы никак не изменились
[430]
. Кроме того, они стали счастливее.
Таким образом, неясно, вызвано ли творчество этих неуравновешенных людей опытом страдания. Это могло прийти с их генами. Вот доказательство. Возьмем людей с маниакально-депрессивным расстройством и их родственников и сравним их творческий потенциал. Окажется, что родственники более творческие люди, чем больные маниакально-депрессивным расстройством: у них может быть много одинаковых генов, но меньше негативного опыта, который способствовал появлению заболевания
[431]
.
Это доказывает, что едва ли мы что-то потеряем, если освободим маниакально-депрессивных больных от их тяжелого бремени. Конечно, каждый должен решить сам, принимает ли он лечение. Но нужно помнить, что до появления лития один из пяти больных с маниакально-депрессивным расстройством совершал самоубийство. Сколько еще картин мог бы написать Ван Гог и сколько еще страданий можно было бы облегчить с помощью современной психиатрии?
Если мы действительно хотим увеличить страдания, это сделать легко. Вместо этого мы должны использовать наше растущее знание, чтобы управлять несчастьем, которое приносят наши гены и деструктивное воспитание.
В конце концов плохие препараты, в особенности героин и кокаин, будут побеждены новыми лекарствами, более эффективными, безопасными и не вызывающими зависимости. Вместе с когнитивной терапией они дадут возможность многим людям с плохой наследственностью или тяжелым жизненным опытом стать счастливее.
Глава 14
Выводы для сегодняшнего мира
– Природа, мистер Олнат, – это то, над чем, мы должны возвыситься, придя в этот мир.
Слова Кэтрин Хепбёрн, обращенные к Хамфри Богарту в «Африканской королеве»
Итак, вот наше общество: не счастливее, чем пятьдесят лет назад
[432]
. Однако каждая группа этого общества стала богаче, а большинство людей здоровее. Так, что из того, что мы могли бы сделать, но все же не сделали на этой новой благословенной земле?
В этой книге я попытался изложить факты
[433]
. Теперь мы достаточно знаем о том, какие социальные философии способствуют увеличению счастья, а какие нет. Вот некоторые из основных вещей, которые мы узнали, и их следствия – двенадцать истин о счастье.
