Представьте на минуту, дорогой читатель, будто некто, все очень точно предсказывающий, скажет вам, что с этого мгновения в вашей жизни не произойдет ничего нового, непредвиденного. Никакие потаенные желания уже не смогут реализоваться! Вчувствуйтесь в собственные ощущения, которые возникают, когда вы представляете, что навечно лишены чуда. Разве не захочется вам тут же от безысходности разнести рамки, окружающие вас? Слишком часто человек живет надеждой на внезапное (или планомерное) появление чуда, без него жизнь теряет смысл. И в основе этого образа глубоко в бессознательном находится соответствующий архетип.
Ожидание чуда типично для сказок. Только в волшебных сказках оно обязательно реализуется. В этой же сказке возникает непоправимое препятствие к его выполнению. Возможно, что у сказки есть и другие интерпретации. Наше изложение лишь позволило обнаружить желание чуда, которое движет многими поступками у большинства людей. Эта интерпретация – не повод к забвению или запрету сказки. Сказка не несет ответственности за то, что люди регулярно не пересматривают свои поступки и не приводят их в соответствие с изменившимися обстоятельствами. Более того, миф, расчлененный и проанализированный, перестает быть мифом, поскольку не влияет на поведение, сохраняя свои литературные достоинства.
Итак, ожидание чуда составляет суть многих волшебных сказок (и не только русских). Русский вариант отличается лишь тем, что для реализации чуда не надо прикладывать труда, оно возникает «на халяву». Вот удержать его часто бывает крайне сложно, поскольку к любой халяве человек относится легко и ценит лишь тогда, когда она утрачивается.
Да и чудо в русской сказке не дается человеку умному. С точки зрения рассказчика, крепостного крестьянина, ум – это хитрость. В ершовской сказке о Коньке-горбунке говорится:
У крестьянина три сына.
Старший – умный был детина,
Средний сын – ни так, ни сяк.
Младший вовсе был дурак.
Описание поступков братьев объясняет, как рассказчику видятся умный и дурак. Когда сыновьям поставили задачу сторожить ночью вора в поле, то старшие оказались настолько умными, что догадались спать, раз их никто не видит и не может проверить. Младший же, недогадливый, бдел всю ночь напролет, а потому, с точки зрения хитрого крестьянина, – дурак.
Для рабской психологии крепостного позиция младшего кажется глупой. В неволе важно всегда искать свою собственную выгоду, пусть даже столь малую, как отдых. Крестьянину никогда не договориться с барином, который всегда прав по статусу. Единственный выход в их взаимодействии для слабого, с точки зрения закона, – это хитрость. Договориться можно только при равных отношениях. Однако ум братьев точно так же действует и в семье: они даже с братом не пытаются договориться, предпочитая просто умыкнуть его лошадей, руководствуясь своими представлениями о правах. Есть еще удивительный аспект сказок – препятствие в них часто возникает не по вине какой-то внешней силы, а из-за действий родственников – братьев и сестер, которые воспринимаются даже бо' льшими соперниками, чем люди, не входящие в семью.
В русской сказке «дураку всегда везет». Именно дураку выпадает то, что не ожидается для умного. Считается, будто чудо сваливается на дурака «за так». Такие его качества, как доброта, жизнестойкость (например, отказ съесть зверюшку просто потому, что она попросила, хотя кушать очень хочется), альтруизм, сочувствие, мужество, храбрость не воспринимаются как достоинства, а лишь как дополнительное доказательство отсутствия ума. «Дурак» не предпринимает типичных для «умного» действий, поэтому у «умного» создается ощущение легкости его счастья. И сейчас достаточно людей, которые воспринимают достаток соседа не как следствие его большого труда (мы в данном случае не говорим о криминале), но как доказательство того, что он где-то схитрил. А следовательно, владеет тем, что по праву (?!) принадлежит другим, более «умным».
Чудо в русской сказке – это то, что не стоит труда, что обрушивается на людей в какойто момент, вне логики внешних событий, и это лишний раз доказывает его архетипичность – принадлежность древним идеям.
Через предания и пословицы на самых глубоких уровнях бессознательного закладывается идея «халявности» чуда. Она ждет своего часа, и если та или иная сказка ярко запечатлелась в сознании ребенка, то в трудных ситуациях выбора он поступает не в соответствии со сложившимися обстоятельствами, а разворачивает поведенческий стереотип неосознаваемого образа. Так и остаются навсегда нерасколдованными принцы и принцессы, одиноко до гробовой доски ожидая внезапно придущего волшебника, способного преобразить ситуацию. Этим и объясняется удивительная беспечность людей по отношению к течению своей жизни.
Если ежедневная действительность является не жизнью, а лишь ее предвкушением, люди легко совершают необдуманные поступки, полагая, что потом смогут прожить все набело. Это отсутствие понимания происходящего как навечно уходящих мгновений жизни ведет к тому, что часто человек видит принца или принцессу в первом встречном. Не найдя царственных достоинств у партнера при более близком общении, он не начинает договариваться, строить нужные отношения, а привычно разочаровывается, произнося одну из типичных фраз, некогда услышанных в детстве (например: «Все они такие»). И вновь продолжает ждать.
Однако наш дурак – герой действенный.
Сколько сказочных героев теряют свое чудо, а потом прилагают огромные усилия, чтобы уже по праву владеть им! Таким образом, намек, спрятанный в сказке, говорит, что чудо получить может и дурак, а вот удержать его способен только достойный этого человек. Достойным же будет тот, кто ежедневно, преодолевая многочисленные трудности, отстаивает свое право на чудо. Сказка в сжатой метафоре отражает ментальность тех, кто говорит с ней на одном языке. Чудо приходит постоянно, но люди не прикладывают усилий к тому, что досталось легко. А потом большим трудом, заботой и длительным напряжением возвращают то, что начинают ценить, лишь утратив. Сказка призывает учиться видеть и быть восприимчивыми к неизвестному, новому, которое мы получаем просто потому, что живем.
Поразительной особенностью русской сказки является отсутствие в ней идеи греха и виновности. Это свидетельствует о том, что подобные чувства были навязаны позднее при каких-то других обстоятельствах. Поэтому слова, которые сейчас часто можно услышать в средствах массовой информации о генетической предрасположенности русских к православию, в лучшем случае – преувеличение. Говорящие забывают, как уничтожались на Руси прежние боги и прежняя вера, как яростно сражались друг с другом последователи разных ветвей православия во времена раскола и как неспокойно сейчас в православном мире внутри страны и вне ее. Это утверждение также находится в противоречии с тем, что среди русских людей есть и те, кто принадлежит другим конфессиям. Да и среди неверующих людей было немало достойных представителей нации.
В наши дни легко пользуются словами «генофонд», «генетика», «стресс», смешивая и подменяя научные термины с их обывательским пониманием. Но уже доказано, что многие человеческие возможности, которым ранее приписывалась генетическая природа, являются результатом очень раннего обучения, происходящего на основе знакомства с культурой народа.
