Книга Курляндский бес, страница 18. Автор книги Дарья Плещеева

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Курляндский бес»

Cтраница 18

– К герцогу, говоришь, едут?

– К герцогу! И, вроде нас, будут ждать в Митаве его распоряжений. Может, тут дождутся. А может, поедут в Гольдинген, или в Виндаву, или куда он велит. Арсений Петрович!

– Нишкни, дурак.

Шумилов задумался. Если этот загадочный долговязый, который скалится невпопад, и впрямь везет тайное письмо, то от кого и кому? Не любовное же – что за любовная переписка между Гаагой и Митавой? Про то, что любовные письма бывают, Шумилов знал из рукописных книжек, переведенных с польского. Это может быть что-то, связанное с крупной торговой сделкой, где речь идет об огромных деньжищах. Скажем, некий купец желает перехватить партию мачтового леса из-под носа у соперника. Но это может быть и послание герцогу о делах политических. Сейчас, когда вокруг Курляндии заваривается знатная каша, самое время слать письма в книжных переплетах.

Герцог Якоб умен и способен сделать свою Курляндию государством чуть ли не богаче самой Франции – тем более что во Франции присосался к казне кардинал Мазарини, а для короля, сказывали, холста на простыни жалеет, король на драных спит. Но в Европе после долгой войны установилось некое равновесие, нарушать его всем боязно, в мире бы хоть малость пожить. И вторжение Якоба в европейскую политику должно быть осторожным и благоразумным. Многое зависит от того, с кем и как он поладит, на чьей стороне окажется. Если Якоб Курляндский хочет дружбы с государем Алексеем Михайловичем так же, как хочет этой дружбы государь, то он становится в Европе посредником при торговле с Россией, и за одно это многие пожелают с ним приятельствовать. Но это – на поверхности; в глубине же могут таиться более вредные желания, связанные с Россией…

Кто из мелких немецких князьков мог бы послать Якобу тайную грамоту? В которой, может статься, всего-то речь о сватовстве – старшей дочери герцога, Луизе-Елизавете, уже десять лет, самое время присматривать жениха. Да и пятилетняя Шарлотта, и трехлетняя Мария-Амалия уже невесты на европейском брачном рынке…

Но сватовство – мелочь, не мелочь другое – в придачу к войне с Польшей начинается война со Швецией, и эти войны ведутся в трех шагах от Митавы. Сейчас Якоб, хотя и числится вассалом польской короны, в сущности, союзник государя – а что, коли его вздумали переманить? Предложили нечто более значительное, чем может предложить государь? Да ту же полнейшую самостоятельность, без оглядки на Польшу! И отправили тайную грамоту не через послов, а совсем уж хитрым способом – через некоего юного графа, которого никто в передаче важных бумаг не заподозрит?

То есть некое государство, состоящее в дружестве со Швецией, желает вмешаться в игру. Франция?..

Польская-то королева Мария-Людовика – француженка знатного рода, и кардинал Мазарини сильно за Польшу держится, для чего-то она ему нужна. Иначе зачем бы эти непристойные брачные игры? Сперва в Париже дождались, чтобы девица состарилась, чуть ли не тридцатипятилетней отдали ее за короля Владислава, от которого русскому царству было немало бед. Она, перебравшись в Варшаву, стала устраивать свой двор на французский лад – да и французов в свите привезла целое войско. А когда восемь лет назад Владислав изволил скончаться, ей бы постриг принять, в зрелых-то годах, а она нового мужа присмотрела. Паны выбрали своим королем Яна-Казимира, двоюродного брата покойника, и тут же эта Мария-Людовика с ним под венцом оказалась. Но Владислав, сказывали, ей большой воли не давал, а Ян-Казимир оказался послабее, и она им вертела как хотела.

А про дружбу французского двора со шведским Шумилов знал доподлинно.

Теперь же, когда Швеция, пользуясь войной между панами и русаками, задумала и себе порядочный кус Польши отщипнуть, кого поддержит хитрый итальянец, засевший в Париже и впавший в блуд, подумать страшно, с самой французской королевой?

– Говоришь, старший? Над всеми? – уточнил Шумилов. – Молод – а старший?

– Сдается, так. Арсений Петрович, твоя милость! Ту книгу надобно добыть и растребушить!

– Нишкни! Тебе волю дай – ты все на свете растребушишь. А тут – только и гляди, как бы не оступиться…

Ивашка покивал – умом он все понимал, а душа просилась в бой.

Когда их, подьячего и простого толмача Посольского приказа, отрядили сопровождать обоз сокольников, оба немного растерялись. Как это – выехать из Москвы, тащиться невесть куда, заниматься невесть чем?

Однако уехать из Москвы обоим было бы полезно.

Ивашка, переводя отчеркнутые подьячим куски из французской газеты, замечтался, спохватился – стемнело. И он, сунув газету за пазуху, побежал домой – чтобы, поужинав, завершить работу и с утра пораньше принести в приказ. Поужинал – а перед рассветом у толмача схватило живот. Когда товарищи бойко бежали к приказному крыльцу, Ивашка лежал на боку скрючась и проклинал стряпуху Феклу, что принесла с торга тухлую зайчатину. Так и открылось, что он таскает работу домой, а это строжайше запрещалось, и нужды нет, что перевести следовало сущую околесицу для государева увеселения. Правила – они и есть правила. Ну как на дворе у толмача случится пожар и сгорит важная бумага? Ну как случится еще какая поруха? И хотя Ивашка был толмачом безотказным, в очередь с прочими ночевал в приказе, ошибок не допускал, но сейчас над его головой сгустились тучи.

Что касается Шумилова, то с ним была сущая беда – затосковал.

Если бы Арсений Петрович заявился в приказ пьяный до изумления, с воплями и пеньем, забрался на стол и сплясал там вприсядку, радостные товарищи перекрестились бы с облегчением: слава те Господи, от сердца отлегло! Но он с каждым днем делался все мрачнее, а в свободные свои дни пропадал на кладбище, у могилы жены. Казалось, сам он все глубже и глубже уходит в землю вслед за своей Аленой Перфильевной, умницей и скромницей, домовитой красавицей, которой Бог за что-то не дал здоровья и века. И близко он никого не подпускал с утешениями, так что родня от него отступилась.

Были бы детки постарше – можно было б их подослать к тятеньке, ухватились бы крошечными ручонками, заговорили бы на свой лад, глядишь, и оттаяло бы окаменевшее от тоски сердце. Но близнецам, рождение которых погубило мать, было чуть более года, они росли в доме деда, шумиловского тестя, где с ними нянчились, как и с царевичами в Верху не нянчатся. Сперва Арсений Петрович к ним хаживал, но всякий раз, как поглядит на своих крошек, еще мрачнее делался, словно не мог им простить, что погубили Алену. И в последние перед отъездом в Курляндию недели он вообще у тестя не показывался.

Это могло бы привести к ссоре, но вовремя подьячий получил явный приказ сопровождать сокольников, а также самого государя тайный приказ – разведать, что деется при герцогском дворе и в каком положении оба порта, Либавский и Виндавский, а также – какие суда строят на Гольдингенской и Виндавской верфях, для какой надобности, по чьему заказу и в каком количестве. Ибо герцог может много чего написать, бумага все стерпит, а вот своими глазами увидать – полезнее всего.

Было, кстати, еще одно поручение – попытаться завербовать несколько моряков, служивших на военных судах. И на сей предмет Шумилов получил достаточные средства.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация