Шумилов был верен жене той упрямой верностью, какая рождается порой в сердце человека молчаливого, своенравного, сохраняющего между собой и прочим миром порядочное расстояние. Он целый обряд себе изобрел: как приходить на кладбище, как стоять, какие молитвы шепотом читать, как уходить. Сейчас, вдали от Москвы, он был сильно недоволен тем, что кладбище далеко и даже храма нет – прийти, хоть грошовую свечку за упокой души затеплить, сорокоуст заказать. Ближайший православный храм был при войске – с собой собирались взять государеву походную церковь-шатер вместе с иереями, да Ордин-Нащокин не отдал – самому в походе понадобится.
Взял с собой Шумилов образа, взял, как же без них, в каждом помещении его нового жилья по образу в углу приспособил, а все не то, все не то… Вот и смотри на луну, вот и думай: может, там, за луной, тот самый рай, где Алена?
Хоть бы сон сморил, так нет – ни в одном глазу.
– Ильич, не спишь? – крикнул Шумилов.
– Заснешь тут с вами…
– Веди сюда монашку. Может, поумнела…
Глава семнадцатая
Дениза тоже не спала. Она сделала все, что могла, – умылась холодной водой по пояс, надела чистую рубаху. Больше развлечься было нечем. Она даже обрадовалась, когда пришел старик и повел к Шумилову.
На сей раз угрюмый московит указал на скамью и по-французски велел:
– Садитесь, сударыня.
В комнате было не сказать чтобы светло – горела в углу лампада, подвешенная под образом. Дениза невольно задержала взгляд на лике святого – лысого и бородатого. Изображения святых у московитов имели с точки зрения образованной европейской женщины странный вид.
Не дожидаясь повторного приглашения, Дениза села и завернулась поплотнее в черный плащ.
– Что за письмо вы получили незадолго до убийства Никласса Пермеке?
– Мы иногда получаем письма из Голландии и из Франции, – осторожно сказала Дениза.
– Вы тут недавно. Если вы отправили письмо в Голландию или Францию, то вам еще не могли привезти ответ. Вам принесли это письмо ночью. Почему нельзя было принести днем?
– Тут какая-то ошибка, нам ночью писем не приносят, – ответила Дениза.
– Если вам не приносят писем, на которых печать с пентаграммами, то что ищет в вашем доме этой ночью человек, которого послал голландский граф… не помню его прозвания, тот самый, который привез вас в Гольдинген?..
Тут Дениза испугалась. О том, что граф тоже мог выполнять чье-то задание, она даже не думала. А он так много знал о бегинках! Он привез приказ от кардинала, он слышал все разговоры?.. Что все это значит?..
Она вспомнила, как еще в Лире сказала Анриэтте: «Мне кажется, этот человек не тот, за кого себя выдает».
– Я знаю, как зовут этого человека, – добавил Шумилов. – И еще кое-что знаю. Я не люблю разговаривать с женщинами. Упрашивать не буду. Если вы, сударыня, не хотите договориться, завтра вас отведут в замок.
– Я должна подумать.
– Это вы уже говорили.
– Вы скоро уезжаете из Гольдингена? – спросила Дениза.
– Видимо, скоро. Мы ждем известия об одном господине. Если он приедет в Курляндию, то присоединится к нам, и тогда мы уедем. Сейчас мы гости его высочества.
Называть князя Мышецкого, который сейчас налаживал для государя дружбу с датским королем, Шумилов не пожелал. Если Господь будет милостив, Мышецкий сам доставит к государю датского посла, а если не сумеет устроить так, что датский король велит послу ехать, то придет известие, и князь Тюфякин тронется в путь без Мышецкого.
– Если вы уедете скоро, то я, пожалуй, могу вам кое-что сказать. Вам от моих сведений не будет ни вреда, ни пользы. Мы действительно получили письмо от знатного господина, которое должны передать его высочеству.
– До сих пор не могли? Вы же часто бывали в замке.
– Письмо нужно передать, когда произойдет одно событие.
– Какое событие?
– Когда шведский король возьмет Варшаву. Если он ее возьмет. В замке говорят, что это произойдет очень скоро.
– А герцог Курляндии – как это сказать?..
– Я поняла. Он – вассал польского короля, господин…
– Мое прозвание Шумилов. Очевидно, в письме герцогу предлагают отложиться от польского короля и избрать другого… как это по-французски?
– Другого сюзерена.
– Возможностей две. Или это будет шведский король, или русский царь. Если бы царь – я бы знал. Значит, шведский король.
Дениза улыбнулась.
– Господин Шумилов, ваши люди были ко мне добры, вы тоже ко мне добры. Вы служите своему государю, мне бы не хотелось, чтобы вы невольно его обманули. Там речь, кажется, не о шведском короле. К тому же зять герцога, брат герцогини, уговаривает его стать вассалом шведского короля, это всем в замке известно. Так что незачем тайно передавать его высочеству письма о том, что он и сам прекрасно знает.
– Письмо из Польши?
– Нет, но явно связано с польскими делами. Мы его не вскрывали, так что не знаем.
Тут Дениза соврала – письмо они с Анриэттой все же успели вскрыть, прочитать и запечатать.
* * *
Кардинал Мазарини, как всегда, плел интригу. На сей раз он вспомнил о Польше. Учитывая хорошие отношения между шведским двором и польским двором, он мог сделать из почти погибшей Польши государство, во всем выполняющее его волю. Для этого достаточно было, чтобы польский король Ян-Казимир официально назвал своим преемником француза – принца де Конде, герцога Энгиенского, родственника французского короля. В письме герцогу Якобу излагались доводы в пользу того, чтобы Курляндия, не заигрывая со Швецией, оставалась верна польской короне и способствовала возведению Конде на польский трон, а за это, разумеется, предлагались блага, список которых занял чуть ли не страницу. Взятие Варшавы для этой интриги было бы весьма кстати, а договориться со шведским Карлом-Густавом Мазарини бы уж сумел.
В этой затее появление в Польше русской армии было совершенно некстати. Но объяснять Шумилову замыслы кардинала Дениза не хотела. Она приберегала это на самый крайний случай – если не будет другого пути помочь Анриэтте. Она, не задумываясь, продала бы секрет хоть московитам, хоть туркам, хоть индийцам, если бы положение стало безнадежным.
– Где это письмо? – спросил Шумилов.
– Я успела взять его с собой и спрятала.
– Где?
– По дороге в Виндаву. Завернула в полотенце вместе с другими бумагами, положила под придорожный камень. Возле камня оставила приметы.
Шумилов уставился на Денизу изумленно и возмущенно: ближайший дождь превратит эти документы в бумажную кашу!
На самом деле письмо лежало в походном кожаном ведре, которое Дениза попросту украла с телеги. Ведро же она поставила вверх дном возле пня и завалила хворостом. Примета была простая – десять шагов в лес от придорожного валуна такой величины, что на нем можно было плясать сарабанду. Второго такого валуна в окрестностях не было.
