– Так… Скажи, Петер Палфейн, хочешь ли ты мне и дальше служить? Мне такой человек нужен.
– Ваше высочество… – Палфейн вздохнул. – У меня сейчас другие обязательства. Исполню – может, к зиме вернусь. Я если слово даю – так это твердое слово. И я завтра уеду из Гольдингена. Но когда вернусь, первым делом – к вам и напомню об этом разговоре и о том также, как я вашему высочеству благодарен…
Это был намек.
Деньги Якоб хранил в потайном ящике секретера. Он достал оттуда пять золотых полновесных польских дукатов.
– Получай, моряк. Заработал честно…
Однако прозвучали эти слова совсем безрадостно.
Когда старый моряк с поклонами удалился, герцог оперся локтем о стол, пристроил лоб на крепкой ладони. Ему нужно было обдумать новые сведения и понять, как ими распорядиться.
Но не получилось – в кабинет вошла Дениза и сорвала с головы русскую шапку.
– Ваше высочество! Умоляю, выслушайте! – воскликнула она. – Сестру Анриэтту оклеветали.
– Как вы попали сюда? – строго спросил удивленный герцог. И вдруг окончательно понял, что Палфейн прав: женщина, ловко исполняющая тайные получения, не только нарядом московита, но и пальмовой юбкой африканского дикаря разжиться может.
– Я нашла способ, я знала, что вы в кабинете один… Ваше высочество, в ту ночь, когда убили Никласса Пермеке, Анриэтта не могла этого сделать. Свидетельница, Грит Пермеке, врет, почему – не знаю. Но Анриэтта имеет самого надежного в мире свидетеля – это человек, который пришел в полночь и оставался с ней почти до рассвета. До прихода того человека Анриэтту видели хозяйка дома и я, она не выходила во двор. После ухода того человека она оставалась в комнате. Тот человек пришел неожиданно, и мы сперва приняли его за Никласса Пермеке. Мы в окно окликнули его и тогда только поняли, что он – не Пермеке. Ваше высочество! Я боюсь за сестру Анриэтту, она не выдержит заключения в подвале, она может покончить с собой, ради всего святого, отпустите ее!
– Не кричите, – сказал Якоб. – Насколько я знаю, сегодня во время ужина она была жива.
– Ваше высочество, прикажите строго допросить Грит Пермеке! Она могла слышать, как прозвучало имя ее брата, но она же могла видеть, что тот человек – не ее брат.
– Вы хотите, чтобы девчонка опознала того человека?
Дениза поняла, что сказала лишнее.
Герцог, тайно посетивший Анриэтту, вовсе не желал, чтобы его всенародно опознавали.
– Ваше высочество, я всего лишь прошу о милосердии!
– О милосердии просят виновные, – напомнил герцог.
– Анриэтту оклеветали. Доказать это… доказать это нельзя… – Дениза опустила голову.
– И не пытайтесь.
– Но вы, ваше высочество, знаете правду.
– Да, я знаю правду, – покачав головой, ответил Якоб. – Алоиз! Ульрих! Карла ко мне, живо!
Вбежавший лакей уставился на Денизу – он не ожидал увидеть в кабинете женщину, переряженную московитом. Дениза, отпихнув Алоиза, выскочила из кабинета – но тут же ее вернули обратно двое крепких мужчин.
– Будете кричать – вам заткнут рот, сударыня, – пообещал герцог. – Вниз, в ту камеру, где сидит бегинка. Скажите Людвигу – пусть требует с кухни корм для двоих. Голодать у меня вы, сударыня, не будете, но и вредить мне тоже не будете. Подумайте о своем положении – а я, когда выберу время, допрошу вас обеих. Карл, забирай ее.
Денизу с двух сторон схватили под руки и потащили к той самой лестнице, по которой она поднялась в кабинет.
Где-то поблизости были два московита, но звать их она не стала – что они могли бы вдвоем против всей герцогской челяди?
* * *
Гольдингенский замок, как и полагается всякому каменному сооружению на речном берегу, за четыреста лет несколько ушел в землю. Помещения под башнями оказались довольно глубоко и лишились даже маленьких окон. Спускаться пришлось по узкой лестнице с высокими ступенями, и Карл с Ульрихом намучились, пока доставили Денизу в камеру. Там было зябко и сыро. Для узников в незапамятные времена соорудили каменные лежанки. Имелись в стене маленькие ниши, в одной, прилепленная прямо к камню, горела свеча.
Анриэтта забралась на лежанку с ногами. Когда дверной засов заскрежетал, она отвернулась. Ей не о чем было разговаривать с одноглазым стариком, который пришел забрать пустую миску и кружку.
– Входи, располагайся, – услышала она. – Сейчас принесу тюфяк и одеяло.
И, не успела Анриэтта повернуться, как прозвучал знакомый голос:
– И кувшин с водой! И хлеб!
– Дениза! – воскликнула Анриэтта. – Боже мой, вот теперь мы погибли…
– Похоже на то, – ответила Дениза. – Но будем молиться. И не вздумай доставать лезвие.
– Как ты сюда попала?
– Я смогла пробраться к герцогу, но он о тебе и слышать не желает. Он поверил Аррибо. Или был вынужден поверить – чтобы никто не узнал правду. Как твое колено?
– Как – в такой сырости? Милая, если ты им попалась – значит, нам осталось недолго. И мое колено уже не имеет значения.
Дениза присела на лежанку и обняла подругу.
– По крайней мере, не осталось человека, который рыдал бы, узнав, что нас больше нет, – ответила она. – Мы не оставили сироток и безутешных мужей. А ее величество королева-мать английская так и не узнает, куда мы пропали. Давай лучше поговорим о хорошем. Давай вспомним белый шиповник у церковных дверей. Сейчас можно…
Они говорили о том, как познакомились, как были счастливы с мужьями, как вместе с ними скитались по Шотландии, и им казалось, будто годы службы кардиналу исчезли, растворились, больше не имеют никакого значения. Потом они уснули, обнявшись, – как не раз засыпали в своих странствиях.
На следующую ночь в подземелье вошел кривой Людвиг.
– Выходите, – велел он.
– Вставай, – сказала Дениза Анриэтте. – Осталось совсем немного потерпеть.
– Могли бы и здесь нас удавить, меньше шума было бы, – заметила Анриэтта.
– Было бы очень трудно вытащить отсюда два тела. Надеюсь, нам позволят помолиться в последний раз.
– Ты так спокойна?
– Мы ведь знали, что рано или поздно это случится. Держись, милая. Вспомни – мы знатного рода, и ты, и я, нам стыдно плакать…
Людвиг не понимал, о чем говорят по-французски эти женщины. Он по-немецки поторопил их и вскоре вывел в крошечное помещение возле дверей, что вели в форбург. Но там была еще одна дверца. Людвиг постучал, она отворилась.
– Сюда, – сказал, выглянув, мужчина в кожаной маске и с фонарем в руке. – Тихо, иначе – придушу.
По узкому коридору в толще стены Анриэтта и Дениза прошли десятка два шагов, оказались в помещении с крестовыми сводами, оттуда их повели вниз по другой лестнице, потом они шли, согнувшись, узким лазом. И, наконец, потянуло речной свежестью. Потайной ход под форбургом вывел к берегу Виндавы.
