– Последний вопрос. Вы знали или слышали от Чадова о человеке по имени Евгений Дуров?
– Нет. Он мне вообще ни о ком не рассказывал. Я даже имя его девушки узнала лишь потому, что сама ей письма отправляла. Кроме Смолина и Венеры, сюда никто не приезжал, и никакого Дурова он точно не упоминал.
Ответ Надежды не удивил. О том, что у Чадова был друг с такой фамилией, нам рассказала Венера, а рассказ ее, как теперь выяснилось, оказался далек от истины.
– Труп, что нашли здесь на днях, – это Аркадий Чадов, – вдруг заявил Берсеньев. Надежда замерла на мгновение, а потом как-то странно сложилась, точно ее ударили под дых, и упала лицом на руль.
– Вам плохо? – испуганно спросила я.
– Мне всю жизнь плохо, – пробормотала она, резко выпрямилась и откинулась на спинку кресла, тяжело дыша. – Это точно он?
– Нет ни малейшего повода для сомнений.
– Но… я не понимаю… как же так. Получается, его убили? Кто? Когда?
– Скорее всего в тот вечер, когда вы виделись в последний раз, – пожал плечами Берсеньев. – А кто – ответить теперь будет непросто.
– Как это в тот вечер? – не поняла она. – А как же ограбление?
– С ограблением тоже не все ясно…
– Не хотите говорить?
– Пока сказать нечего.
В машине на какое-то время повисла тишина. Каждый из нас думал о своем. Надежда взглянула на часы.
– Мне пора, – сказала ворчливо, точно опасаясь, что мы начнем возражать. Берсеньев молча кивнул, она завела мотор, и мы поехали назад к конторе. – И что теперь? – спросила она, когда мы уже собрались выходить.
– Постараемся сохранить ваш рассказ в тайне, только вряд ли это возможно, потому что теперь совершенно ясно: смерть Софьи напрямую связана с тем, что мы от вас услышали, – с прокурорскими интонациями в голосе ответил Берсеньев.
– Мне бояться нечего, – пожала Надежда плечами, кивком простилась с нами и скрылась за двухстворчатой дверью конторы. А мы загрузились в машину Берсеньева.
– К Софье попало одно из этих писем, – взволнованно заговорила я. – Слово «вор» и отрывок из романа недвусмысленно говорили о том, что конкретно Смолин украл. Она занялась расследованием…
– Ну да… – лениво кивнул Берсеньев. – Мы и раньше об этом догадывались.
– И убил ее человек, который желал сохранить старые тайны. Получается, это Смолин? Боялся обвинений в плагиате?
– Само собой, боялся. Но у нас есть еще убийство: труп на даче Чадова. Не сам же он себя прикопал? Весьма необычный способ самоубийства. – Берсеньев завел машину и плавно тронулся с места, а затем продолжил: – Кандидатов на роль убийцы Чадова трое: Смолин, Венера и разочарованная в жизни девушка. Такие девушки, скажу по секрету, на многое способны. Вариант первый: Смолин. В тот вечер ему надоело ждать подмоги, он вернулся на дачу, наплевав на драгоценную папину машину, застал голубков на той же тахте и сгоряча Чадова укокошил.
– А если Чадова убили вовсе не из-за женщины? – нахмурилась я.
– Смолин решил свистнуть рукопись, избавившись от ее создателя? По-моему, это слишком. Хотя кто знает этих литераторов. Давай пока остановимся на более доступной моему разуму версии. Вариант второй. Чадова убивает Венера. Не угодил. Она спросила: «Ты меня любишь?» – он ей: «Нет, хоть трахаю с удовольствием». А она в сердцах его тяжеленьким по башке.
– Чадову шею сломали, – напомнила я.
– Венера девушка крупная, – хохотнул он. – И третий вариант, который все же вызывает сомнения, – Надежда. Осерчала и на обидчика кинулась. Он с ней драться не мог, терпел, а она случайненько шею-то ему и свернула.
– Потом могилу вырыла, похоронила…
– Знаю, знаю, – закивал Берсеньев. – Версия так себе, но совсем отказываться от нее я бы не стал. Пока остановимся на двух вариантах: убил либо Смолин, либо Венера. После чего вступили в преступный сговор, с намерением убийство скрыть. В первом случае девушка спасает Смолина, чувствуя себя виноватой, во втором, он ее спасает по большой любви. Яму вырыли, труп спрятали. И задумались: что дальше?
– Они разыграли ограбление и обвинили в нем Чадова, чтобы оправдать его внезапное исчезновение и не вызвать подозрений? Венера заявила – грабителей было двое.
– Но в разговоре со следователем ни о каком друге Чадова она не упоминала. Их было двое, при этом, кто второй грабитель – никаких намеков. Если он действительно друг Чадова, на него бы вышли очень быстро.
– Точно. Я на всякий случай поискал в «Одноклассниках» тех, кто вместе со Смолиным учился. Один добрый человек отозвался. Утверждает, он в те времена с великим дружил.
– Утверждать можно что угодно.
– Чем ты недовольна, счастье мое? – усмехнулся Берсеньев.
– В голове не укладывается, что такой человек, как Смолин… – я вздохнула, не желая продолжать, а Берсеньев вновь усмехнулся.
С Сергеем Степановичем Рыковым мы встретились в городской библиотеке. Знай я, что нас ожидает, постаралась бы избежать своей участи, явившись двумя часами позднее. Но к библиотеке имени Маяковского мы подъехали в указанное время, и тут выяснилось: у Рыкова здесь встреча с читателями. К моему удивлению, оказалось, что он поэт, всемирно известный в нашем городе, вот и решил: нам с Берсеньевым пора влиться в ряды его поклонников. Осознав, что нас ждет, я собралась дать задний ход, но Сергей Львович, внезапно воспылав любовью к поэзии, затолкнул меня в читальный зал, где на расставленных стульях сидели полтора десятка старушек и один старичок. Я злобно взглянула на Берсеньева, а он уже тянул меня за руку к ближайшим стульям. Женщина с благородной сединой и гигантской брошью на необъятном бюсте как раз закончила вступительное слово, и из-за шкафа появился юркий дядя в помятых брюках, клетчатой рубашке и галстуке-бабочке отчаянно-красного цвета. Физиономия его сплошь состояла из складок и родинок. Он широко улыбался, хотя из положенного количества зубов сумел сохранить лишь половину. В общем, стало ясно: грядут испытания.
Вскоре худшие мои прогнозы оправдались. Полчаса он читал о любви. Старушки томно вздыхали, дядя размахивал руками, вопил, как подрезанный, а Берсеньев, вытянув длинные ноги, сладко посапывал. Почему-то это особенно бесило. Тут дядька перешел на гражданскую лирику, голос приобрел зловещую окраску, старушки нахохлились и закивали, а Сергей Львович громко захлопал, дурным голосом рявкнув «Браво!», чем здорово всех напугал. Дядя дернул плечом, бабки испуганно обернулись. Подозреваю, нас приняли за шпионов, тех самых «убийц родной страны», о которых только что гневно повествовал поэт.
Наконец, все это закончилось. Рыков получил скромный букет от имени библиотеки и горшок с фиалкой от поклонницы. Старушка благодарила его долго и путано, успев рассказать о своей любви к поэзии, лично к Рыкову, к цветочным культурам и помянуть недобрым словом коммунальщиков города. Затем бабки потянулись к выходу, Рыков с горшком под мышкой подплыл к нам.
