«Ты-то умный? Был бы умный – ты и на Земле бы устроился по высшему разряду».
«Если бы я был полной, законченной тварью, и на Земле бы устроился. Я всегда держал слово, вспомни-ка. Если бы кидал, обманывал, не держал слова – тогда бы и жил хорошо. Кидалам на Земле просто раздолье. Я не такой. И у меня есть своя гордость, свое достоинство. И даже бандиты это знали и уважали меня. А нападали только отморозки или «бытовики»! Я и с бандитами находил общий язык, потому что они знали: Сажа не подонок, и держу слово, пусть я и с другой стороны баррикад! А вспомни, как я простил долг Ильхану, когда у того жена заболела? А Коляну помог – денег дал на лечение? Ленка тогда ругалась… говорила – я «простодырый», дурак, что мне эти деньги никогда не отдадут».
«Отдали? Не отдали. «Простодырый» и есть. Так и профукаешь в эту свою дыру все, что заработаешь. Вернее – отнимешь у людей. Ладно, шагать пора – жрать охота. Слышал, как Гекель говорил: жрать будешь часто и помногу…»
* * *
В комнате Сергея ждал сюрприз – если можно так выразиться. Полный стол нормальной, человеческой еды, при виде которой рот наполнился слюной до такой степени, что она чуть не полилась на пол. Возле стола сидел ухмыляющийся Ханар, сложивший руки на животе в замок и взирающий на девушку так, будто собрался на ней жениться, а стол был свадебным подарком.
– Проголодалась? Вижу, вижу – садись. Ешь скорее. Скоро учитель появится, отдыхать не придется. Слушайся его, он строгий, и если что – накажет. Ешь, ешь… не подавись.
Сергей запивал бульоном кусочки мяса с каким-то острым соусом с непривычным, вяжущим вкусом – все шло в дело, исчезая в глотке так, будто это была не миниатюрная девушка, а здоровенный грузчик, весь день таскавший в трюм корабля мешки.
Набив живот, Сергей облегченно вздохнул, встал из-за стола, подошел к кушетке и лег, пристально глядя на свою «сиделку». Ханар тоже смотрел на Сергея, потом подмигнул и, по-мальчишески весело улыбнувшись, сказал:
– Вот ты молодец! Я никогда не видел, чтобы так быстро восстанавливались! И вправду, как говорит учитель, – женщины очень живучи!
– Скажи, Ханар, – неожиданно для себя спросил Сергей. – А тебе не было жалко тех парней, которые умирали после ваших опытов? Ведь через вас прошли десятки, а может, и сотни пациентов? Ты никогда не задавал себе вопроса – зачем это делаешь, имеешь ли право?
Улыбка мгновенно слетела с лица Ханара, и он замер, будто превратился в соляной столб. Лицо окаменело, лишившись и следа эмоций, а взгляд остановился, соскользнув с Сергея куда-то в сторону. Посидев секунды три, Ханар встал и, размеренно шагая, покинул комнату. Сергей остался один.
«Ну и на кой черт я вылез со своим языком? Зачем я это ляпнул? Ясно же, что он подчиненная личность, ходит под Гекелем, зачем совать грязные пальцы в его открытые раны? Парень-то не дурак и, похоже, совестливый. И ухаживал за мной сутками, не спал, задницу мне, дураку, подтирал… зачем я вылез? Потерял контроль над собой! Ведь я всегда думал и знал, где что можно говорить, а где нельзя! И вот…»
«Бабский ум, а, Серег? Вначале лепишь, а потом думаешь – нафига я это ляпнул?»
«Я не виноват. Это снадобья, и я быстрее говорю, чем думаю. Пройдет когда-нибудь. Кстати, а что, я неправду сказал? Сколько людей они погубили?»
«Не тупи, а? Все приходили сами! Все хотели стать великими бойцами. А он ведь отказывал, не всем позволял участвовать в экспериментах! Так в чем дело? Добровольно! Без принуждения! И ты в том числе! И какого черта ты ему теперь предъявляешь? Ему и его учителю? Дурак ты! Вернее – дура! И вообще, что за бабские сопли? Морально ли, не морально ли – тебе какое дело до всех этих придурков, желавших стать… лучшими?!»
Хлопнула дверь, вернулся Ханар. Он был спокоен, на Серг не смотрел, поставил на стол запотевший кувшин, по которому скатывались капельки влаги, собрался уйти, но Сергей его остановил:
– Подожди… извини, я, не подумав, сказала. Ты ведь выполнял волю учителя! Как я могу тебя обвинять? Никакого права не имею тебя обвинять…
– Волю учителя. И свою волю. Я служу учителю, спасшему мою никчемную жизнь и сделавшему меня воином – лучшим воином… после него. Мы никого не заставляли. Они приходят к учителю и выражают желание стать лучшими – сильными, ловкими… великими. Кто вправе нас судить?
– Только не я… – пожал плечами Сергей.
– Пей, учитель сказал, чтобы ты, как поешь, шла вниз, на тренировочную площадку. Он будет заниматься с тобой лично. Это великая честь – учитель сам будет тебя обучать. Ну и… заодно проверит, что же все-таки у нас получилось. И у тебя.
* * *
После затхлого, мертвого воздуха лаборатории – или как там ее назвать, – в общем, той комнаты, где Сергей валялся целую неделю, воздух свободы ударил в ноздри с такой силой, что он едва не пошатнулся от нахлынувших запахов, свежести ветра, спустившегося с гор и промчавшегося по равнинным предгорьям, вобравшего в себя дух степных трав. Старое дерево, растущее возле окна в кабинете Гекеля, слегка скрипело, будто недовольно ворчало на шалости ветра, раскачивающего огромную крону, и роняло вялые узорчатые листья на площадку, прямо на головы тех, кто на ней собрался.
А было их трое – учитель, старший ученик и та, ради которой они, собственно, и собрались этим знойным летним полднем.
Сергей посмотрел в небо, на пушистые ватные облачка, гонимые ветром, и вдруг подумал, что сейчас прибой ворочает гальку на берегу океана возле поселка Винсунг, сдувая миазмы отбросов, играя застиранными, драными одежонками тамошнего народа, развешанными на веревках возле курятников, по ошибке именуемых домами. А еще подумалось о том, что бы делали обитатели Винсунга, дай им нормальное жилье и работу? Жили бы они, как все люди, или предпочли бы витать в наркотических грезах, чтобы однажды утром в конце своего пути отправиться на корм морским чудовищам? Ответа не было.
Эти дурацкие мысли, нежданно нахлынувшие в голову по цепочке ассоциаций, прервал Гекель, протянувший Сергею два деревянных колышка, при ближайшем рассмотрении оказавшихся отполированными подобиями кинжалов с тонкими, обоюдоострыми лезвиями. Они были сделаны из темного дерева, именуемого здесь железным – топор его брал с трудом, а пилы с визгом отказывались вгрызаться в невероятно крепкую, будто стальную, древесину.
– Слушай меня внимательно, ученица, – начал Гекель. – Мы разделим твою подготовку на две части. Первая – основная. Вторая – на будущее. В первой части ты будешь подготовлена к уличному бою там, где, с твоих слов, ты предполагаешь обитать, – в портовых трущобах и на улицах города. Вторая – благородное искусство фехтования, настоящего фехтования – на мечах, саблях, ну и… на всем, чем владеет мастер. Обучение начнем с первой части.
Гекель помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:
– Итак, фехтовать благородным оружием ты не умеешь, но изучала бой на ножах. Правда, я не видел, как ты это умеешь делать, но все впереди.
Какое у тебя преимущество? У тебя нет длинных рук, у тебя нет массы, но есть главное – скорость. Какова эта скорость, мы пока не знаем, но, судя по моим прежним ученикам, она должна превышать скорость обычного подготовленного человека в несколько раз. Далее, несмотря на нежный девический вид, твоя сила должна была увеличиться до уровня взрослого, мускулистого, тренированного мужчины.
