– Идем быстрее… мечтатель, – мрачно бросил Хан. – Скоро узнаем, та ли это служба, о которой мечтали. Надеюсь, что та.
* * *
– И на хрена мне такая твоя помощь? Это так ты собрался сделать меня богатым? Я такую помощь… – в сердцах завернул Пиголь. – Ты спятил, демон! Мне с шайкой Курна еще разбираться ко всему прочему? Ну, ты и…
– Без некоторых неприятностей в начале дела никак не получится, – вяло трепыхнулся Сергей и получил в ответ заряд «бодрости»:
– Да я… видал твои «некоторые неприятности»! Да я на… вертел твои проблемы! Ты меня подставил, не только себя, болван!
– Тише! Не ори! – внезапно рявкнул Сергей, и Пиголь опешил, замолчал, сжав толстые красные губы. – Ничего не случилось! Может, даже и к лучшему – еще парочку таких скотов прирезать, и остальные сто раз подумают, прежде чем отказать нам в сотрудничестве! Тем более доказать то, что это я убил Курна, официально невозможно! Свидетелей нет, меня в лицо пока не знают, если они наедут на нас, то есть нападут на нас, – я так же уберу всех, кто нам мешает! Обещаю! А вот твоя доля, сорок золотых! Как и уговаривались – прибыль пополам! Получи первые деньги!
– Сорок золотых? – хмыкнул Пиголь, уже на тон пониже. – Неплохо. У Курна отобрал? Ну, ну… Старый дурак давно уже зарвался, кто-то должен был его остановить. Я ему всегда говорил – ты с огнем играешь, у тебя от безнаказанности мозги воспалились. Мы с ним служили вместе. Он киргалом был в отряде мечников. Вообще-то крутой парень… был. Как только ушел со службы – купил захудалый трактир и сделал из него притон для своей шайки. Акран, вино, девки… а потом начал очищать карманы посетителей – я точно знаю, что за ним этот грешок водился. Жена у него красотка – все время на сторону смотрит, он ее бил, и не раз. Я ее тоже знаю – она моя дальняя родственница, что-то вроде племянницы четвертого колена. Кстати, я с ней в хороших отношениях был.
– Красотка? Мне сказали, у Курна сыновья взрослые, – пожал плечами Сергей. – Откуда взялась красотка-то? Красивая бабушка?
– Издеваешься? – хохотнул Пиголь. – Она четвертая жена Курна, ей всего двадцать лет. Сыновья от первого брака. Ладно, разберемся как-нибудь с Курном. Сейчас им будет не до нас – власть делить будут. Надеюсь, перегрызут друг другу глотки. Кстати, хороший у него трактир… к рукам бы прибрать. Нужно будет разведать, как обстоят дела с наследством. Может, мне жениться, а, демон?
– На племяннице? – скептически хмыкнул Сергей. – Извращенец?
– Дурак ты! Я же сказал – она очень дальняя родственница. Все, вали отсюда – отдыхать буду и думать, что делать дальше. С тобой не соскучишься. Кстати, как ребята себя проявили? Охранники?
– Пока – никак. На словах все верные, все меня уважают и чуть не любят, а на деле… посмотрим, рано еще говорить.
– Угу. На словах они все любят… пока деньги даешь. Как перестанешь давать – куда только любовь денется. Давай, давай – вали отсюда! Хватит мне на сегодня демонов-перевертышей, нормальной бабы хочу… а ты не хочешь бабу? Нет? Ну, не делай такую морду, не делай… хе-хе-хе… небось тоже хочется сунуть какой-нибудь сучке, а? Я вот сейчас поставлю одну молоденькую шлюшку, и…
Сергей не дослушал, хлопнул дверью и, раздраженный, злой как собака пошел к себе, время от времени взмахивая в воздухе сжатой в кулак рукой, будто пытаясь попасть по макушке невидимому врагу.
В доме было уже тихо. Не очень многочисленная челядь Пиголя спала, пустынные коридоры темны, тихи, и казалось, что дом вымер от какой-нибудь болезни вроде чумы. На улице сыро, промозгло, льет дождь, усилившийся после полуночи, а на душе так гадко, что словами не передать.
Да, завтра будет новый день, свет, солнце, новые дела и события, хорошие или плохие – не важно, главное – отвлекающие о мыслей об одиночестве.
Одиночество – это страшно. Это когда ты один, никто о тебе не думает, никто не ждет и не прольет слезу, если с тобой что-то случится.
Сергей давно был один, но там, на Земле, все было родное, свое, привычное, а здесь… Здесь ему все время казалось, что он гость, что сейчас проснется, и ничего не будет – ни этого огромного, мрачного, неприветливого дома, ни толстой рожи Пиголя, ни охранников, с опаской поглядывающих на командиршу, когда та проходит мимо.
Сергею вдруг мучительно захотелось тепла, уюта, родной души, с которой он может говорить откровенно, не боясь, что его слова будут истолкованы неверно, не опасаясь, что слова не пойдут погулять в чужие уши.
В очаге горел огонь, нежно облизывая смолистые поленья, распространяя по комнате запах горящего дерева и нагретого камня. Сергею всегда нравился открытый огонь. В самой сути человека заложено почтение к огню – источнику жизни и пищи.
Пища в комнате тоже была. На столе красиво расставлены плошки с пирожками, закрытые крышкой судочки – в таких здесь подавали бульон. Стояли вазы с засахаренными фруктами, пирожными, которые делала повариха Пиголя. На удивление, пирожные были достойны лучших ресторанов, Сергею они очень нравились.
Возле очага пристроились кадки с водой и медная ванна, начищенная до блеска, возле ванны на стуле висело украшенное вышивкой полотенце, а рядом со стулом стояла Абина, смущенно потупившая взгляд. Девушка надела новое платье, что-то вроде туники из белой, полупрозрачной ткани, сквозь которую проглядывали соблазнительные округлости стройного девичьего тела. Пламя плясало в очаге, и на его фоне девушка показалась Сергею такой соблазнительной, такой желанной, что ему до боли захотелось сжать ее в объятиях, схватить за упругие бедра, раздвинуть их, и… а вот это «и» уже никак не получится – хоть вой!
Такое злое обстоятельство привело Сергея в еще более гадкое депрессивное настроение. Хуже нет, когда хочешь, но не можешь. Никак и никогда не можешь! То, что он на самом деле может делать, – не в счет…
– Госпожа, вам помочь раздеться?
– Сама разденусь, – сквозь зубы процедил Сергей, злясь на Абину, нарочито скромную и незаметную, как дохлая мышь в углу конюшни. На себя, непонятно чего злящегося на девчонку. На весь мир, издевающийся над ним особо извращенным способом.
Сбросил изорванное платье, отстегнул ножны с предплечий, бросил их на пол и с облегчением потер руки, которым надоело таскать эти чертовы железяки. На руках после ремней остались глубокие вдавленные полосы, а кожа зудела от пота, лишенная возможности дышать под плотными кожаными ножнами.
Оставшись нагим, или скорее – нагой, Сергей забрался в ванну, по грудь опустившись в теплую, пахнущую благовониями воду.
– Опять навоняла этой гадостью! – ворчливо бросил Сергей и снова выругал себя – девчонка хотела как лучше, где ей знать, что он не любит этот сладкий, приторный дух? Здешние бабы все любили надушиться приторными маслами и ходить, оставляя за собой шлейф тяжкого, удушающего запаха. И с чего им казалось, что эта «вонючка» сделает более желанными для мужчин?
– Прости, госпожа… ты скажи, какие благовония добавлять, и я буду выбирать то, что тебе нравится… ты ведь всегда любила этот запах, и я постаралась… прости.
