Внезапно ухо прострелила резкая боль, такая сильная, будто в мочку уха воткнули раскаленный гвоздь. Сергей едва не взвыл от боли, вскочил, сел на край кровати и потрогал больное место. Серьга холодила руку, а боль тут же прошла, сменившись, как и предупреждал колдун, легким жжением, как если бы кто-то приложил горячую ложку. А еще через несколько секунд прошло и это ощущение.
Поднявшись, подошел к зеркалу – оно висело в углу, самое большое, какое смогли найти в поместье. Пиголю зеркало было не особо нужно, потому он согласился, чтобы полуметровое квадратное изделие местных стекольщиков оказалось в комнате «демона».
Надо сказать, что зеркала в этом мире стоили очень дорого, особенно – такие большие. Потому Сергей удивился, что хозяин дома так легко расстался с сокровищем. Впрочем, расстался ли? Зеркало ведь осталось в доме, не будет Сергея, а вещь останется.
Поднял руку, коснулся уха… и тут же отдернул – в дверь постучали. Откликнулся, дверь открылась, и в нее вплыли три женщины во главе с Абиной. Каждая из служанок несла большой поднос с наваленными на нем яствами, распространяющими вкусный запах печева. Снедь перекочевала на стол, две женщины вышли, осталась Абина. Она склонилась перед Сергеем и застенчиво спросила, не поднимая глаз:
– Госпожа имеет еще какие-либо распоряжения? Я что-то могу сделать для госпожи?
– Госпожа желает побыть одна, – сухо кивнул Сергей, и девушка чуть порозовела. Видимо, она ожидала чего-то более любезного. Однако виду не подала и, склонившись в поклоне еще ниже, попятилась, как завзятый придворный – Сергей видел такое в кино, – и быстро выскочила за дверь, бросив на любовницу быстрый косой взгляд, мол, как ты можешь со мной так поступать?
Сергей фыркнул, криво усмехнулся и вздохнул – да, приятно проводить время в постели с этой девицей, но… ощущение суррогатности, неправильности происходящего не оставляло его ни ни на секунду все то время, что Абина трудилась над его телом. Неправильно это было, против природы. Особенно если ты прожил тридцать восемь лет, у тебя был не один десяток женщин и ты помнишь, как все это было. Привычка – вторая натура, кто так говорил? Пословица, наверное…
Поев, не ощущая вкуса, без удовольствия, словно заправляя автомобиль горючим, Сергей выпил кружку сока, разбавленного водой. Немного посидел на стуле, собираясь с духом. Решил, что нужно сменить легкомысленное платье на «рабочий» костюм. Переодевшись в «ниндзя», обулся, надел перевязь с метательными ножами, проверил крепление на руках и подошел к стене, на которой висело зеркало. Нужно было, наконец, испытать то, за что отдал невероятное по здешним меркам бабло. Деньги, на которые простой человек мог жить годами.
Подойдя к зеркалу, успокоил дыхание. Все-таки волновался! Не каждый день занимаешься колдовством! Осторожно взялся за черный камешек в серебристой круглой серьге, зажмурив глаза, нажал два раза.
Секунду ничего не происходило, потом тело охватил жар, будто Сергей каким-то чудом оказался в нагретой парной деревенской бани. Затем тело пронзило резким холодом, побежали мурашки, и когда через несколько секунд он открыл глаза, увидел, что «портрет» в зеркале подернулся густым туманом, переливающимся, вытягивающим руки-щупальца, как если бы это серебристое облако обрело свою волю и ползало теперь по коже, пытаясь понять, зачем его вызвали.
Опомнившись, с легкой паникой вспомнил слова колдуна о том, что время трансформации иллюзии ограничено, снова закрыл глаза и начал вспоминать, представлять тот облик, который хотел принять.
Секунд через двадцать открыл глаза. Результат настолько поражал, что Сергей едва не вздрогнул. Пошатнулся, восстановил равновесие, потер глаза ладонями и снова принялся за дело. Теперь нужно было заняться голосом.
Повторял фразу за фразой, пока не добился максимальной похожести. Помнил, что уши человека слышат его собственный голос в более низком регистре, чем тот звучит на самом деле, потому сделал его немного басовитее.
Закончив, осмотрел себя, повертелся у зеркала и пришел к выводу, что все замечательно и лучше быть не может.
Оглянулся на входную дверь, поморщился и задвинул на засов. Все. Теперь без ведома Сергея, не высадив дверь, войти сюда будет невозможно.
Пошел к кровати, сел на край – как положено по русскому обычаю, посидеть на дорожку, – снова потер глаза руками, будто проверяя маску иллюзии, встал, посмотрел в зеркало, усмехнулся: «А что, неплохо! Если бы еще и на самом деле выглядел ТАК! Мужчиной…»
Поднял руки вверх, повертелся вокруг оси, проверяя качество иллюзии, поймал себя на том, что тянет время, выругался – страшно все-таки…
Тайный ход встретил прохладой, запахом пыли, погреба – Сергей даже слегка задохнулся от нахлынувших ностальгических воспоминаний. Вот он в деревне, лезет в погреб за картошкой, а сверху нависает доброе лицо бабушки, подслеповато вглядывающейся в полутьму. Ряды банок с соленьями, у части уже проржавели крышки…
– Бабусь, ты зачем все их закручиваешь и закручиваешь? Все равно же не ешь?
– А что мне делать? Скучно… не буду работать – лягу и помру, Сереженька! Тоскливо. А так я отвлекаюсь… А как все-таки помру – будете есть соленья и меня поминать…
Тогда он ее не понимал, а теперь… Эх, бабуся, бабуся… вернуться бы назад!
Сердце кольнуло сожалением – не ценим того, что нам дано, а потеряв – плачем, страдаем… Ведь можно было жить по-другому, как-то изменить, сделать свою жизнь осмысленной, наполненной чем-то другим! Человек может изменить свою судьбу – если сильно захочет. Или не может? Или все предопределено?
Отбросив коварные отвлекающие мысли, мешающие жить настоящим, Сергей зашагал по выложенному кирпичом низкому проходу, чертя рукой по гладкой стене и стараясь привыкнуть к темноте.
Идти пришлось минут пять – ход выходил за пределы поместья и заканчивался в канализационном тоннеле неприметной дверцей-люком, запирающейся огромным ключом, выданным ему Пиголем.
Открыв люк, прислушался – нет ли кого-то рядом, не ждут ли возле двери холодные клинки и твердые дубинки. Нет – все тихо. Журчит вонючий ручеек, унося к морю остатки жизнедеятельности городского люда, отвратительный гнилостный запах нечистот лезет в ноздри, не давая дышать.
Некоторое время Сергей боролся с приступом тошноты. Впрочем, справиться с тошнотой не представило труда. Человек, выбравшийся из Винсунга, с полной ответственностью может сказать, что грязи не боится – после вшивого поселения никакая грязь не страшна. Винсунг сам как огромная помойная яма.
Приблизительно определив свое местонахождение, наметив маршрут, Сергей побрел по тоннелю вправо, в сторону центра города, отмечая для себя повороты и боковые тоннели. Адаптировавшиеся к темноте глаза различали очертания стен, потому проблем с запоминанием не было – спасибо Гекелю, давшему абсолютную память.
Свет, падавший из канализационных люков, помогал различить дорогу, а еще – странные грибы и мох, которыми были покрыты стены тоннеля, мерцающие, словно слабая люминесцентная лампа.
