– Благодарю, я тоже сыта. А продукты можете положить в холодильник, собственно, это вам. – Тимофею показалось, что ему бросили в лицо россыпью мелких камешков, отчего оно тут же запылало. А Яна, резко развернувшись, скрылась в гостиной, плотно прикрыв за собой дверь.
Тимофей стоял в прихожей и не мог шевельнуться. От хорошего настроения не осталось и следа. Ноздри его раздувались от едва сдерживаемого бешенства. Это что, благодарность? Это за то, что он с ней носился как с писаной торбой? У себя приютил, по магазинам бегает, как собачонка. Никакой личной жизни нет! Ему это надо? Да что она воображает? Теперь ясно, чем она мамочке приглянулась! Два сапога – пара! А он, как дурак, домой торопился! Пакеты эти идиотские пер! Лучше бы у Пономаревой остался, та хоть мозг не выносит, и вообще…
Тимофея просто разрывало на части от раздражения, что было ему вообще не свойственно. Он всегда считал себя человеком выдержанным и уравновешенным, но сейчас ему хотелось ворваться к Сорокиной и высказать ей все, что накипело.
– Спокойно, – сказал он себе, делая медленные вздохи и считая до десяти. – Спокойно.
Максимов с отвращением взглянул на пакеты с покупками, с трудом удержался, чтобы не пнуть их ногой, и твердым, решительным шагом прошел к себе. С Сорокиной они больше в этот вечер не виделись. Она не выходила из гостиной, а он не предпринимал попыток туда войти. Так они и легли спать, не обмолвившись больше ни словом.
Проснулся Тимофей рано, причем от угрызений совести. Вчерашнее раздражение уже прошло, зато всплыли в памяти некоторые мелочи, на которые вчера он просто не обратил внимания. Во-первых, Яна навела идеальную чистоту в квартире и ни словом об этом не обмолвилась. Во-вторых, о чем он догадался подумать только ночью, он привез человека в чужую квартиру без самых необходимых вещей и бросил его там на целый день даже без еды. За весь вчерашний день он ни разу не удосужился позвонить ей, а о продуктах спросил лишь потому, что Александре понадобилась его помощь. Хорош джентльмен! Радушный хозяин! И наконец, вечером вместо того, чтобы поспешить домой, он отправился в гости чаи распивать, а едва переступив порог дома – с опозданием, между прочем, на час, даже позвонить, предупредить, что задерживается, не соизволил, – принялся нахваливать Сашкины булочки. Дурак и эгоист!
Надо немедленно пойти и извиниться перед Яной. Только сперва, пожалуй, стоит завтрак приготовить. «Елки-палки! – вскочил на ноги Тимофей. – Я же сумки вчера так и не разобрал. Не дай бог сейчас еще выяснится, что все испортилось и есть опять нечего».
Максимов в панике выскочил в прихожую в одних трусах. К счастью, Яна, кажется, спала, и он на цыпочках подбежал к пакетам. Что-то в них потекло, из-под пакетов растекалась лужа, запаха, правда, не было. Он быстренько подхватил пакеты и отнес их в ванную, а сам принялся как можно тише ликвидировать последствия собственного эгоизма.
Когда пол был отмыт, покупки разобраны – к счастью, ничего не стухло и не испортилось, – кофе сварен, яичница с беконом разложена по тарелкам, а стол накрыт, Тимофей отправился к Яне мириться.
Сперва он неловко покашлял перед дверью, потом постучал и, поскольку ответа не было, тихонько приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
– Яна, доброе утро. Я пришел извиниться, – начал Тимофей, всем своим видом и голосом демонстрируя раскаяние.
Старался он зря. В комнате никого не было. Белье и одеяла были сложены стопочкой, словно на них никто и не спал. Девушка исчезла. Секунду Максимов стоял неподвижно, потом кинулся в прихожую. Так и есть, ни сапог, ни пальто в прихожей не было. Идиот! Как он раньше не заметил? Пол-утра по прихожей проползал!
Тимофей бросился к дверям, потом передумал и побежал одеваться, затем снова передумал и кинулся искать телефон. Яна не отвечала. Точнее, телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.
Больше метаться Максимов не стал, а сел в прихожей на край тумбочки и задумался, потом быстро оделся, выключил везде свет и вышел из квартиры.
Яна с прямой спиной и плотно сжатыми губами сидела на диване. Слезы текли у нее по лицу. Она никогда не была обидчивой, излишне впечатлительной, капризной или избалованной. Она не понимала, почему так бурно и глупо реагирует на вполне типичный и объяснимый мужской поступок. Да, он задержался, да, он не позвонил, да, он забыл, что она сидит целый день одна в его квартире, что она, в конце концов, элементарно голодна. Ну и что с того? Это вполне объяснимо, он ей не родственник, не нянька, и так он слишком много уделяет ей времени. В конце концов, он обычный мужчина. Чего она от него хочет?
– Немного внимания. Простого человеческого внимания, – всхлипнув, сама себе ответила вслух Яна.
Сперва она все ждала, что он одумается, все поймет и придет извиняться. Но время шло, ничего не происходило, и она поняла, что ничего он не поймет и никаких извинений не будет.
Ей становилось все противнее, все тоскливей, и наконец она не выдержала. Встав с дивана, девушка взяла свою сумку и, стараясь не шуметь, вышла в прихожую. В квартире было темно и тихо. Максимов уже спал. Да и чего удивляться, часы показывали начало второго. Не зажигая света и стараясь не шуметь, Яна быстро обулась, взяла в руки пальто, сумку и тихо прикрыла за собой входную дверь. Замок коротко щелкнул. Все. С нее хватит этой благотворительности. Спасибо, сыта по горло. Так как-нибудь проживет.
Девушка накинула пальто, спустилась вниз на один пролет и вызвала такси. Через полчаса она была уже дома.
В подъезд Тимофей попал без проблем, с одним из жильцов. Наверх он бежал, перепрыгивая через две ступеньки.
Пока он, как последний идиот, готовил завтрак, пока собирался, пока ехал, время незаметно подкралось к десяти. Во сколько бы от него ни сбежала Сорокина, она должна была уже выспаться. Главное, чтобы она была. Только бы она была! Эту мысль Тимофей гнал от себя всю дорогу до ее дома, убеждая себя, что ничего случиться с ней не могло. Не могло! – вдалбливал он себе, в душе понимая, что это вовсе не так. Добравшись до нужной двери, не переводя дыхания, вжал хлипкую кнопку дверного звонка и, услышав за дверью резкий неприятный трезвон, не убрал пальца, а продолжал давить, пока из-за двери не послышалось холодное, неприветливое «кто там?».
– Это я, Тимофей! Яна, откройте! – Он почувствовал, как от облегчения у него ослабели руки, он счастливо улыбнулся, даже прикрыл блаженно глаза.
– Зачем? – раздалось из-за двери, и мужчина мгновенно пришел в себя.
Когда он торопился к Сорокиной, он в глубине души был готов ко всему, хотя и не признавался в этом даже себе. Найти ее истекающей кровью в подъезде. Убитой, раненой, покалеченной, живой и здоровой, обиженной, сердитой, любой. Не ожидал он только вот этого «зачем».
– Яна, я хотел поговорить, я…
– Со мной все в порядке. Я жива, у меня все есть, я не буду выходить из дома, пока вы не закончите свое расследование, – проговорила девушка прежним отчужденным голосом, в следующую секунду он услышал, как тихонько хлопнула внутренняя дверь.
