Клара Игоревна стояла, поджав губы, усиленно дышала и не знала, на что решиться. Наконец она заговорила:
– Вы сказали, что мать – единственный свидетель. А вы подумали о ней? Если преступник узнает об этом, что с ней будет?
– Так сложились обстоятельства, – прочувствованным, тихим голосом ответила Саша, – что убийца погиб спустя неделю после совершения преступления. Но его смерть все равно не снимает с нас обязательств по раскрытию убийства. Оно должно быть раскрыто и доказано. Родители и родственники Алены Огородниковой должны знать, что преступник выведен на чистую воду, даже несмотря на то что суд Божий свершился раньше человеческого.
– Ну, не знаю, – протянула Клара Игоревна. – Моя мать уже много лет ни с кем не встречается. Боюсь, что она не согласится.
– А что с ней? Она больна, это какая-то фобия типа страха общения?
– Да нет. Тут другое, – покачала головой женщина. – Она была спортсменкой, занималась выездкой, потом конкуром. В чемпионы не вышла, но работала тренером. И однажды в результате несчастного случая попала под копыта. Это было летом, в летнем лагере. Лошади запаниковали, напугал их кто-то, понесли, а тут мама. В общем, у нее после этой истории лица вообще не было. По крошкам собирали, да еще больница какая-то областная, ни опытных хирургов, никого. Мне тогда едва семнадцать исполнилось, а мама вообще молодая была, чуть старше вашей убитой. Ей тридцать семь всего было. Она меня рано родила. Попытались обратиться к пластическим хирургам. Требовалось несколько сложнейших операций, не все даже брались, к тому же забесплатно делать никто ничего не собирался, в стране был очередной кризис, а за деньги… Мы бы столько и за всю жизнь не заработали, – с горечью проговорила Клара Игоревна. – К тому же от нас вскоре отец ушел. Впрочем, я его понимаю. На маму смотреть страшно было, она даже по дому в маске ходила, чтобы нас не шокировать, плюс депрессия. Вы же понимаете, что такое для молодой совсем женщины превратиться в урода. Она даже в зеркало смотреться не могла, мы все зеркала выбросили, я одно маленькое прятала у себя в комнате, чтобы хоть накраситься и причесаться можно было. Работать она, естественно, не могла, плакала с утра до вечера, начала пить. Правда, с этим она быстро справилась, но в остальном… В общем, она замкнулась, перестала выходить из дома, отказалась от всякого общения, даже подруг прогнала, и так с тех пор живет. Кроме меня, ни с кем не встречается. Конечно, это ненормально, но я поделать ничего не могу. А убийцу вашего она, наверное, действительно видела, – очнувшись от воспоминаний, обычным тоном произнесла Клара Игоревна. – Знаете, от одиночества и тоски она привыкла наблюдать за чужой жизнью.
– А на что же вы жили, когда от вас отец ушел и мать больше не работала? – влез с глупым вопросом сердобольный Чистиков, отвлекая свидетельницу от дела. Сашка даже зубами скрипнула от досады.
– У матери пенсия была крошечная по инвалидности, да и я рано зарабатывать начала. Справились. Ну и отец, конечно, помогал.
– Ясно, – сухо подвела черту Саша. – Так что мы будем с вашей мамой делать? Я не вызываю ее к себе на допрос, но поговорить с ней просто обязана.
– Ладно. Подождите, – тяжело вздохнув, сказала Клара Игоревна. – Я попробую. Только ничего не обещаю.
Не было ее долго. Минут тридцать-сорок, Саша не сразу сообразила время засечь. Наконец Клара Игоревна вышла.
– Идемте, только ничему не удивляйтесь и делайте, что скажу, иначе она передумает, – ворчливо попросила она, распахивая дверь перед непрошеными гостями. – Разувайтесь, куртки снимайте, – распоряжалась она в прихожей.
Саша ожидала увидеть захламленную, мрачную, неухоженную квартиру и ошиблась. Квартира была хоть и небольшой, но чистенькой, со светлыми обоями, множеством цветов и содержалась в идеальном порядке.
– В комнату идите. Свет не включайте, садитесь на диван и с него не вставайте до конца разговора. Потом я вас выведу, – строго напутствовала сыщиков Клара Игоревна.
– Просто тайны мадридского двора, – фыркнул на ухо Саше Чистиков.
– Молчи и делай, что велят, – сурово приказала ему девушка, почти на ощупь устраиваясь на диване.
Женщину она заметила не сразу. Та сидела у наглухо занавешенного окна, спиной к плотным, как брезент, шторам, лицом к гостям. Разобрать что-либо, даже очертания ее фигуры было невозможно.
– Я вас слушаю, – раздался неожиданно чистый, сильный голос. Саша даже подпрыгнула, то ли от неожиданности, то ли от страха. Было во всем происходящем что-то жутковатое, отдающее паранойей.
– Добрый день. Меня зовут Пономарева Александра Петровна, я сотрудник следственного комитета, расследую обстоятельства убийства вашей соседки Алены Огородниковой, случившегося тринадцатого октября этого года, – четко, чуть громче обычного проговорила Саша. – Вот фото человека, который предположительно является убийцей, вы его видели когда-нибудь? – И она, достав фото из сумки, неуверенно протянула его хозяйке. И тут же сообразила, что не знает, как ее зовут. – Простите, я, кажется, не спросила вашего имени. Вы не могли бы представиться?
– Людмила Олеговна Афанасенко, – ответил тот же сильный и даже молодой голос. – Пройдите на кухню, Клара покажет вам мой паспорт. Фото оставьте. Я вас позову, – распорядилась она весьма бодрым, энергичным голосом.
Даже странно было вспоминать о том, что эта женщина много лет ни с кем не общается и никуда не выходит.
– Вот мамин паспорт, но он просрочен. Для нового нужна фотография, – развела руками Клара Игоревна.
– А как же быть? Мне же придется официально оформлять показания, – растерялась Саша.
– Не знаю, – покачала головой женщина, а потом сердито добавила: – Знаете, сколько у меня проблем из-за этих документов? И не рассказать! А матери хоть бы что! – И она сердито плюхнулась на табуретку.
Саша взяла паспорт. С него смотрела светловолосая молодая женщина с челкой и длинными волосами, крупным носом, четко очерченными, немного резковатыми чертами лица, но в целом по-своему симпатичная.
– Вон она на фото, со своим любимцем, – заметив, что сыщица разглядывает фотографию Людмилы Олеговны, кивнула на фото на стене Клара Игоревна.
Девушка взглянула на фото. Здесь бывшая наездница снялась в полный рост, рядом стояла рыжая кобыла, а может, конь? Теперь было видно, что Людмила Олеговна была высокой, крепкого сложения и при этом с весьма эффектными формами.
– Это любимая мамина фотография, она сделана незадолго до трагедии, – пояснила Клара Игоревна. – Вы будете ее данные переписывать, или, если хотите, я вам могу ксерокс сделать? – предложила она.
– Спасибо, я перепишу, а потом вы мне ксерокс сделаете.
– Клара! – позвал из комнаты голос, и все пошли на зов.
В комнате было по-прежнему темно, фотография Рогутского лежала на диване.
– Да, я видела этого мужчину. Он был здесь дважды. Последний раз тринадцатого октября. Приехал без десяти два, а ушел в три ноль четыре. Очень торопился. Был одет в серый костюм и светлый короткий плащ. С собой у него был небольшой дорогой портфель. Машину он оставил возле соседнего подъезда. Серебристая «БМВ», номера не помню. В моделях не разбираюсь.
