Спарго отвесил почтительный поклон.
– Сэр, – промолвил он, – позвольте выразить глубочайшую признательность за любезное приглашение. Я почту за честь быть вашим гостем.
На следующее утро без пяти девять Спарго уже стоял в старомодной гостиной с видом на цветущий палисадник и жал руку мистеру Куотерпейджу-старшему. После шумных приветствий тот представил его своему сыну, мистеру Куотерпейджу-младшему, – приятному джентльмену лет шестидесяти, казавшемуся на фоне своего отца почти мальчишкой, – и мисс Куотерпейдж, моложавой даме, чуть моложе брата, – после чего все перешли к столу, щедро заставленному лучшими блюдами этого сезона. Мистер Куотерпейдж-старший был румяным и свежим: для Спарго явилось откровением, что человек в его возрасте может сохранить столько бодрости и жизнелюбия и такой прекрасный аппетит.
Во время завтрака разговор естественным образом зашел о серебряном билете и о том, как он оказался в руках Спарго: вопрос, над которым мистер Куотерпейдж по-прежнему ломал себе голову. Журналист решил, что пора пролить свет на род своих занятий, и продемонстрировал рекомендательное письмо, которым снабдил его главный редактор «Наблюдателя», сообщив о своих журналистских изысканиях и о том, что нашел билет под подкладкой старого сундучка. Но не упомянул о деле Марбери, заботясь прежде всего о том, чтобы мистер Куотерпейдж сам вывел его на верную дорогу.
– Вы даже не представляете, мистер Спарго, – заявил старый джентльмен, когда завтрак закончился и они уединились в маленькой библиотеке, битком набитой материалами о скачках и других спортивных состязаниях, – как много для нас значило владение одним из таких серебряных билетов. Вот, кстати, висит мой собственный – в красивой рамочке и крепко прикрученный к стене. Эти пятьдесят серебряных билетов были выпущены к первым нашим скачкам в 1781 году. Их изготовил местный ювелир, чьи потомки до сих пор занимаются в городе тем же ремеслом. Билеты передали пятидесяти лучшим семьям города в вечное владение – тогда никто не думал, что сами скачки могут когда-то прекратиться. Вместе с билетами владельцы получали большие права и привилегии. Не только они сами, но и члены их семей имели свободный и бесплатный доступ на трибуны, в паддоки и к беговым дорожкам. Владелец билета и его старший сын, по достижении им совершеннолетия, приглашались на праздничный банкет. Он устраивался в честь проведения скачек, на нем в былые времена – да, да, мистер Спарго! – присутствовали члены королевского семейства. Как вы понимаете, такие билеты мог получить далеко не каждый.
– А когда скачки прекратились? Что было потом?
– Семьи, владевшие билетами, стали считать их реликвиями и обращаться с ними соответственно, – ответил мистер Куотерпейдж. – Одни, как я, вешали их в рамочке на бархатной подкладке, другие запирали в надежном месте, но я уверен: все относились к ним очень бережно. Вчера вечером в «Драконе» я сказал, что могу вспомнить пятьдесят семей, владевших билетами. Так оно и есть. Но, – тут мистер Куотерпейдж вынул из ящика толстую тетрадь в пергаментной обложке и бережно положил ее на стол, – я хочу предложить вам небольшую подборку моих заметок, посвященных скачкам, где приводится полный список первоначальных владельцев, а также второй, с именами тех, в чьем распоряжении они оказались после отмены скачек. Так вот, мистер Спарго, с помощью двух этих списков я могу проследить любой билет – кроме того, что находится в вашем кошельке.
– Любой? – удивился журналист.
– Да. Все семьи по-прежнему живут в Маркет-Милкастере, поскольку люди у нас весьма консервативны и не любят покидать родные места, или неподалеку от него. Не представляю, как и почему попавший к вам билет – а он, несомненно, подлинный – мог оказаться в чужих руках.
– Возможно, он не переходил в чужие руки, – возразил Спарго. – Я уже говорил, что его нашли в подкладке старого сундучка. Дело в том, что владелец сундучка скончался.
– Скончался! – воскликнул мистер Куотерпейдж. – Но кто… подождите… у меня возникла идея. Разумеется! Как я сразу об этом не подумал?
Старый джентльмен раскрыл пергаментную тетрадь и пролистал несколько страниц, пока не отыскал упомянутый им список. Он показал его Спарго.
– Здесь перечислены все владельцы серебряных билетов, сохранившие их после отмены скачек, – сообщил старик. – Если бы вы лучше знали наш город, вам было бы понятно, что мы говорим о наиболее именитых и почетных гражданах: все они входили в состав городского совета. Видите, здесь значится моя фамилия – Куотерпейдж. А вот Луммис, Кайе, Скин, Темплби – джентльмены, которых вы видели вчера вечером. Это самые старые и уважаемые семьи в городе. И все они указаны в списке. Я лично знаком с каждой из них. Сейчас многие владельцы уже умерли, но билеты достались их наследникам. Все это так, однако теперь, поразмыслив, я понял, что среди них есть человек, о ком я уже давно ничего не слышал. Вероятно, именно его билет и попал вам в руки. Впрочем, мне всегда казалось, что он давно утратил его.
– И кто этот человек? – спросил Спарго, почувствовав, что сейчас услышит нечто важное. – Как его звали?
Палец старика скользнул по списку.
– Вот! – воскликнул он. – Джон Мэйтленд.
Спарго склонился над красиво написанными строчками.
– Верно, Джон Мэйтленд, – пробормотал он. – Но кто он?
Мистер Куотерпейдж покачал головой:
– Если бы вы жили в Маркет-Милкастере двадцать лет назад, то прекрасно знали бы, кто такой Джон Мэйтленд. Было время, сэр, когда он считался самым известным человеком в нашем городе, да что там – во всей округе. Вот местная газета от 5 октября 1891 года. Прочитайте ее, мистер Спарго, и вы узнаете все о Джоне Мэйтленде. Давайте я схожу на часок-другой в свою контору, чтобы поболтать о делах с сыном, а вы тем временем посидите у меня в саду с газетой – и одной из моих сигар – и прочитаете в ней все, что сочтете нужным. А потом я вернусь, и мы еще немного побеседуем.
Журналист взял старую газету и направился с ней в залитый солнцем сад.
Глава восемнадцатая
Старая газета
Развернув газету, Спарго сразу нашел нужную ему статью, напечатанную под огромным заголовком. Он закурил сигару и, устроившись поудобнее, начал читать:
«Квартальная сессия в Маркет-Милкастере
СУД НАД ДЖОНОМ МЭЙТЛЕНДОМ
В прошлую среду, 3 октября 1891 года, в городской ратуше состоялась квартальная сессия мировых судей под председательством королевского адвоката Генри Джона Кэмерноуэна, эсквайра, в лице достопочтенного мэра Маркет-Милкастера (Олдерман Питтифорд); викария Маркет-Милкастера (преподобный П.Б. Клаббертон, магистр теологии, декан округа); Олдермана Бэнкса, мирового судьи; Олдермана Питерса, мирового судьи; сэра Гервэйса Рэктона, мирового судьи; полковника Флюдгэйта, мирового судьи; капитана Мюррилла, мирового судьи, и других джентльменов и членов магистрата. В зале присутствовало много публики, ожидавшей суда над Джоном Мэйтлендом, бывшим управляющим банка Маркет-Милкастера, а на почетных местах собралась вся элита города, в том числе немало дам, проявивших огромный интерес к данному процессу.
