Он вышел и вскоре вернулся с большой фотографией, наклеенной на кусок картона, и положил ее перед журналистом.
– Вот, взгляните, сэр. Такая же яркая и четкая, как в день съемки. В последний раз я доставал ее лет двадцать назад. Это Мэйтленд. А это – Чамберлен.
Спарго всмотрелся в группу горожан, застывших в чопорных позах на фоне заросшей плющом стены. Он сосредоточил внимание на двух фигурах, указанных мистером Куотерпейджем, и увидел невысоких, крепких на вид мужчин, во внешности которых не было ничего примечательного.
– Хм, – пробормотал он. – Оба с бородой.
– Да, с бородой, и притом густой, – подтвердил хозяин дома. – Как видите, в чем-то они даже похожи. Только Мэйтленд был смуглый и кареглазый, а Чамберлен – с ярко-синими глазами.
– Борода сильно меняет внешность. – Спарго взглянул на групповое фото Мэйтленда, сличив его со снимком Марбери. – Впрочем, как и время, – добавил он задумчиво.
– Иногда двадцать лет меняют человека до неузнаваемости, – согласился мистер Куотерпейдж. – А порой не оставляют никаких следов. Говорят, за последние два десятилетия я почти не изменился. Но я знавал людей, которые за пять лет превратились в глубоких стариков. Все зависит от того, как они их прожили.
Спарго отодвинул фотографии, сунул руки в карманы и пристально взглянул на мистера Куотерпейджа.
– Вот что, – произнес он. – Я хочу объяснить, зачем я к вам приехал. Полагаю, вы уже знаете об убийстве в Миддл-Темпл, о деле Джона Марбери?
– Да, я слышал.
– А вы читали мои отчеты в «Наблюдателе»?
Мистер Куотерпейдж покачал головой:
– Нет, я всю жизнь читаю только одну газету – «Таймс». Мы получаем ее еще с тех пор, как за печатные издания приходилось платить налог.
– Прекрасно, – кивнул Спарго. – Но я могу вам сообщить немного больше, чем написано в газете, поскольку лично занимаюсь этим делом с той самой минуты, как было найдено тело Джона Марбери. Если вы уделите мне еще немного времени, я расскажу вам всю историю от начала до конца.
И Спарго вкратце изложил обстоятельства дела Марбери, начиная с ночного эпизода в Миддл-Темпл и заканчивая появлением серебряного билета. Мистер Куотерпейдж слушал его с живейшим интересом, кивая, когда журналист озвучивал самые драматичные моменты.
– А теперь, мистер Куотерпейдж, – предложил Спарго, – позвольте сообщить вам свои выводы. Я считаю, что человек, остановившийся в отеле «Англо-Ориент» и убитый той же ночью в Миддл-Темпл, был не кто иной, как Джон Мэйтленд. Я понял это сразу, услышав ваш рассказ о серебряном билете. Признаюсь, вы дали мне ценнейшую информацию, и она приблизила меня к решению загадки. Иначе говоря – к ответу на вопрос, кто убил Джона Мэйтленда, или Марбери. Ваш рассказал о Чамберлене навел меня на мысль, что в Лондоне могли быть люди, желавшие устранить Марбери, как мы его называем. Они встретились с ним той ночью, чтобы заставить его молчать о данном деле. Но мне любопытно другое: этот Эйлмор, который напустил столько туману и так мало о себе рассказывает, – не есть ли он тот самый Чамберлен? Вот что я хотел бы знать! Хотя Эйлмор – высокий и худой, шести футов роста, и борода у него, хоть и немного поседевшая, совсем темная, а Чамберлен, судя по вашему описанию, был средней комплекции, голубоглазый блондин.
– Верно, – подтвердил мистер Куотерпейдж. – Среднего роста, плотный и светловолосый. Боже мой, какая удивительная история, мистер Спарго! И вы действительно думаете, сэр, что Джон Мэйтленд и Джон Марбери – одно и то же лицо?
– Я убежден. Вот как мне все это представляется. После освобождения Мэйтленд уехал в Австралию и поселился там. Затем он вернулся, и, похоже, с деньгами. В день приезда его убили. Эйлмор – единственный человек, который о нем что-то знает, но не говорит всего. Однако Эйлмор признал, что знал его в давние времена, примерно двадцать лет назад. Где они встречались? Эйлмор утверждает, что в Лондоне. Но тут все очень туманно. Он не сообщает ничего определенного – ни где они встречались, ни чем он сам занимался в то время. Вы не помните, к Мэйтленду когда-нибудь приезжал человек, похожий на Эйлмора?
– Нет, – ответил мистер Куотерпейдж. – Мэйтленд вел тихую и размеренную жизнь: пожалуй, он был самым незаметным человеком в городе. Не припоминаю, чтобы у него когда-нибудь вообще появлялись посетители, тем более с такой внешностью, как у вашего Эйлмора.
– А Мэйтленд часто бывал в Лондоне?
Мистер Куотерпейдж рассмеялся:
– Чтобы продемонстрировать вам, насколько хороша моя память, я расскажу об одном эпизоде, случившемся в «Драконе» за пару месяцев до суда над Мэйтлендом. В тот вечер мы, как обычно, собрались в баре, и к нам, вопреки обыкновению, заглянули Мэйтленд с Чамберленом. Чамберлен обмолвился, что завтра утром снова поедет в Лондон – он вечно мотался туда и обратно. Мэйтленд заметил, что из всех англичан, мужчин его возраста, положения и достатка, он, пожалуй, единственный, кто никогда не бывал в Лондоне! И я не думаю, что он успел побывать там до начала суда. Точнее, я в этом не сомневаюсь, потому что если бы было иначе, я бы наверняка знал.
– Странно, – пробормотал Спарго. – Я абсолютно уверен, что Мэйтленд и Марбери – один и тот же человек. Насчет сундучка я думаю, что Мэйтленд аккуратно закопал его перед арестом, а потом, выйдя из тюрьмы, выкопал обратно. Вскоре он уехал с ним в Австралию и привез обратно в Англию. Там всегда лежали фотография и серебряный билет. К тому же…
Дверь в библиотеку открылась, и в комнату заглянула служанка.
– Пришел посыльный из «Дракона», сэр, – сообщила она. – Принес две телеграммы для мистера Спарго. Говорит, это срочно.
Глава двадцать первая
Арест
Спарго поспешил в прихожую и, взяв телеграммы у посыльного, быстро вскрыл оба конверта. Прочитав их, вернулся в библиотеку.
– Есть важные новости, – произнес он, плотно закрыв за собой дверь и вновь заняв свое место. – Я прочту вам телеграммы, сэр, и мы обсудим их в свете того, о чем говорилось сегодня утром. Первая пришла из моей редакции. Мы отправили запрос о Марбери в Австралию, точнее, в тот городок, откуда он приехал, – Колумбиджи. В редакцию только что пришел ответ, и они переслали его мне. Он адресован шефом полиции Колумбиджи главному редактору «Наблюдателя»:
«Джон Марбери приехал в Колумбиджи зимой 1898–1899 гг. Спутников у него не было. Он располагал значительной суммой денег, поскольку сразу по приезде приобрел долю в небольшой овцеводческой ферме, принадлежавшей Эндрю Робертсону. Робертсон, по-прежнему живущий в городке, утверждает, что приезжий ничего не рассказывал ему о себе, кроме того, что он вдовец и уехал из Англии по состоянию здоровья. Он также упоминал о своем умершем сыне и о том, что у него больше нет никаких родственников. Марбери вел замкнутый и уединенный образ жизни, практически не покидая ферму. Однако примерно полгода назад он съездил в Мельбурн и, вернувшись, сообщил Робертсону, что обстоятельства заставляют его вернуться в Англию и он хочет продать свою долю в ферме. Робертсон выкупил ее за три тысячи фунтов, и Марбери вскоре уехал в Мельбурн. По мнению Робертсона, в момент отъезда у него было с собой от пяти до шести тысяч фунтов. Он рассказал Робертсону, что встретил в Мельбурне человека, тот сообщил ему неожиданные новости, но не объяснил, какие именно. Покидая Колумбиджи, имел с собой такой же багаж, с каким приехал: толстое портмоне и маленький кожаный сундучок. Больше о нем ничего не известно».
