Блеснуть, обаять, обворожить. Для чего требуется всего ничего. Улыбка, готовность, кивок.
– Бонжур, мадам!
Бон вуаяж, мадам, оревуар, мадам, мерси боку…
Зато
Зато у нас в подземке продают средство от папиллом и бородавок.
И вообще довольно живо.
Справа – турецкие шарфики, радующие глаз пестротой и многообразием, – слева – мирно посапывающие младенцы кошачьего роду-племени, а неподалеку – толстобокие щенки непонятной, но неизъяснимо прелестной породы. Цитрусовые – тут же, в ящиках, и прибившаяся сбоку старушка с вязаными игрушечками, нанизанными на все десять пальцев отмороженных рук.
У нас весело. Чего только нет! Плотные стручки лука-порея и роскошные, воистину живописные, лопающиеся от избытка сока плоды гранатового дерева. Но это все сезонные радости.
Зато средство от папиллом и бородавок есть всегда! Этот округлый певучий говорок, эта растопыренная у входа женская фигура в пуховике, эта абсолютная уверенность в качестве и надежности товара, – а, главное, – в неизменности спроса.
Пока человечество существует – средство от бородавок актуально.
От бородавок, прыщей и прочих малоприятных штук.
Признаться, я соскучилась. По лицам, голосам, интонациям.
По надвинутым на лбы платкам, по ветхим старушкам, гнездящимся на обочине. По ангельскому свечению глаз в сети правдивых морщинок. По напряженным ладоням, по пальцам с обломанными ногтями, по этой давнишней привычке – терпеть, мириться, не роптать.
– Возьми, дочечка, недорого отдам.
Наши люди вообще, если хотите знать, лучшие.
Легко быть добрым, когда не дует и не каплет за шиворот.
А вот попробуйте на морозе, со смешной пенсией, до которой еще дожить…
Попробуйте улыбнуться смиренной улыбкой, обнажающей беззубые десна.
Попробуйте полюбить все, что вы видите, – перекупщиков, ядреных теток в пуховиках, полуосвещенный переход и стекленеющие лужи, в которых отражаются вечерние огни
Город над рекой
Если из всего предложенного выбрать самое ценное?
Допустим, из всего осеннего великолепия унести проносящийся вдоль шоссе пролесок с растущими вкривь и вкось соснами, распятый под каблуком кленовый лист, отчетливый запах дымка, реки.
Если через ваш город течет река, вам повезло. У реки есть свой почерк, аромат, силуэт. Силуэт вырезанной из рельефа плавно содрогающейся женственной массы, спо…
собной обрушиться в виде туманов, наводнений, паводков.
У реки есть стиль. Город, расположенный по обеим сторонам ее, склонен к внезапной меланхолии и столь же внезапному веселью.
Иногда этот город строг. Равнодушие нависающих над рекой жилых массивов и вдруг – совершенно обворожительная картинка – белые катера, обшарпанные потемневшие лодки и вырастающие прямо из склона луковки куполов, точно грибы с позолоченными шляпками.
А еще – плывущий над рябью звон, подробный, неспешный, умиротворяющий.
Август
Если бы меня спросили о том, что такое счастье, я бы ответила, – август, – с его жаркими днями и прохладой ночей, с розовеющей полосой рассвета и внезапным дыханием сентября. Только что все было вечным, – и вдруг стало временным и хрупким.
Осознанность, – вот что определяет эти дни. Их торопливый бег, – вместе с секундной стрелкой что-то неумолимо подгоняет в спину, нашептывает, напевает ту самую мелодию, которую, – помните? – вы напевали весной. Ожидание воплотилось, все сбылось, – вот она, эта тяжкая восхитительная ноша, этот драгоценный груз, – он плещется, подбрасывает, замирает, – та самая мелодия звучит уже вдалеке, проплывает над головой, истаивает, дробится. Не забыть бы. Помнить себя счастливой.
Провожаю взглядом уходящий август. Он еще здесь, со мной, вокруг, во всем. Сжимаю в ладони горсть камней. Этот – белый, с полоской – тебе, – а этот – серый, гладкий, – мне.
* * *
В августе провидение подсовывает совсем уж трагикомический вариант, напоминая тем самым о том, что так называемое чудо уместно тогда и только тогда, когда получатель в силах переварить и усвоить его.
Урок оказывается смешным, луна – кособокой, страсть – нелепой. Тишина оказывается уместней многих слов, старые друзья – гораздо лучше новых. Коварная тенденция множится, воспроизводит самое себя в унылом трагифарсе, почти водевиле.
* * *
Ритм сальсы сворачивается, уступая место напряженной близости аргентинского танго, – когда томная нежность хищника обезглавливает ослепленную жертву, – уже с откушенной головой, но по-прежнему, питающая себя сладкой иллюзией, жертва делает мелкие неуверенные шажки. Хищник почти удовлетворен. Пожалуй, он настроен почти благостно. Жертва исполняет для него персональный танец страсти. Страсть не предполагает наличия головы, – только окрашенное багряным птичье сердечко, – расшитое шелковыми нитями, – скомканное, смешное, с торчащими спицами и ржавеющей иглой.
.Главный приз вы уже получили, – буквально только что, – получили и по старой привычке опустили голову, уверенные в том, что лучшее – всегда завтра, потом, когда-нибудь, непременно. Или вчера, все уже было, прошло, осталось вдалеке. А лучшее – оно уже сейчас, происходит, пока вы мечетесь, находите причины для страдания, уныния, бесплодного самоанализ. Лучшее – всегда сегодня, здесь и сейчас, в котором немного от вчера и немного от завтра.
Ах, если бы ухватить это блаженное сегодня, задержаться в нем, поселиться с той же уверенностью, с которой обставляются новые дома и квартиры, – с абсолютной убежденностью, что это – навсегда
Как сегодня
А потом, знаешь ли, в такие дни, как сегодня, – без случайного ветерка, не жаркие и не холодные, с едва проступающими солнечными лучами, насыщенные предосенним затишьем, ленивой раскованностью движений, – дни, переходящие в тихие вечера, – тихие, округло-певучие, – такие провожаешь взглядом, полным умиротворения, неги и сожаления одновременно…
В такие дни и вечера хочется остановиться, остановить все и всех, застыть, вслушиваясь в шорох, говор, смех, едва слышный звон, – то вдалеке, то совсем близко. Моментом истины становится каждый миг, – например, такой, как этот, с раскинувшимся вдоль реки жемчужным городом, утопающим в разнообразных оттенках серого, с многоярусным древесным нисхождением, дорожками, тропинками, ступеньками, сбегающими вниз, к катерам, трамваям и старым улицам
Длить и длить это тихое исступление, это влажное колдовство начала сентября, – помешивая кофейную гущу, вглядываться в струящееся вдоль кромки асфальта время.
В такие дни все наполняется смыслом, особым значением, – смешные глиняные фигурки, разноцветные шелковые шарфы, беспечные люди, сидящие напротив.