– Я делаю машины.
– Летающие машины? – уточнила Сэйланн. Никаких других машин она воочию не видела, поэтому спросила то, что видела.
Инженер потупился.
– Я все понимаю – на всякий случай уточнила богиня. – Особенно про эти ваши летающие бурдюки.
– Вы еще их не видели! – опять сверкнул глазами непобежденный Нинто. – Вы еще узнаете, на что они способны!
– И на что? – пожала плечами сэи. – Что бы они ни сделали, мы справимся.
– Если вы захватили наш город, это не значит, что вы захватили всю империю! Вы – враги науки и просвещения! Пока вы убиваете людей…
– А зачем убивать людей в городе? Мы захватили много городов. Потом мы их оставляем. Если они не оставляют нас, это их дело.
– Вы грабители!
– Сегодня мы ограбили огромную помойную яму – хихикнула Сэйланн. – Большая потеря. Мы убиваем только в бою или при штурме. Осадные машины, разбивающие стены, делали такие же механики, как ты. А когда приходят солдаты Его величества, они убивают всех. Они убивают людей, таких же, как вы, тех, без кого вам будет хуже, тех, кто умеет лечить, придумывает новые штуковины для механиков, диски для городской стражи, заговаривает дома от воров, уничтожает ядовитых стрекоз… Поэтому ваше благородное семейство уже согласилось дать нам золота, только бы не пришли солдаты.
– Вы силой уводите с собой невинных людей!
– Взрослые приходят сами. Детей нам приводят люди, которым они не нужны. Они морят голодом лишних детей. Вот скажи, почему вам не нужны ваши дети? Нам всегда нужны дети! – распалилась сэи, лишаясь последних остатков взрослости.
Через полмерки язык у горожанина отвалился бы сам собой, если бы не был так крепко пришит. А пришит он был крепко, потому что бедняга изо всех сил доказывал, что он прав. Он говорил так, что стены краснели. И тогда обиженная сэи, мысли которой стали мыслями ребенка, забыв о том, что она предводительница и глава своего народа, предложила сыграть в игру-на-жизнь, поставив на кон только что захваченный город. Ей было очень обидно.
На что он надеялся, она не знала.
Вечером, по традиции, в лагере разбирались самые запутанные и сложные дела, если они только были. Сейчас самыми запутанными оказались споры о том, кто у кого забрал сколько хлама. Кейма, как любой лесной побратим, решил задачу просто – он велел снести все спорное барахло в огромную гору, а после выдавать всем по жребию. На третьем жребии возникли недовольные.
Сэиланн, еще не пришедшая в себя после глупого разговора, мрачно смотрела на холм бессмысленных вещей. Ей хотелось поджечь все, что мешало продвижению верных к нужным ей городам. Она была очень зла.
– Кейма!
– Да, сэи.
– Сколько у нас в общей казне живых настоящих денег?
Кейма задумался. Добычу он еще не считал.
– Ясно… Эммале! Хватит ли у нас мелкой монеты, чтобы выкупить эту кучу барахла у наших верных?
– Хватит, сэи.
– Хорошо… Я оцениваю. Все это нужно сжечь, пока не начались драки.
– Но ведь драк нет… – растерянно прошептала подруга. – Что с тобой?
– Я зла – сказала Сэиланн. – Они мне мешают.
Она прошлась вокруг второй кучи, которая успела вырасти в небольшой холм.
– Что это?
Предмет, который она держала в руках, был похож на две составленные стеклянные чаши. В них плескалась вода, но горлышка или отверстия для воды у чаши не было.
– Она запаяна, сэи – сказал кто-то из глав отрядов. – Это водяной измеритель. Та часть, в которой нет механики.
– А это?
Она подняла деревянную птицу, украшенную золотыми полосками. Следом за ней по мановению руки прикатились по песку круглые деревянные колобахи.
– Это игрушка! – встрял Кейма. – Игрушка для детей богатых родителей. Родители покупают такие, чтобы все видели, что и дети у них хорошо живут.
Сэи удивленно осмотрела игрушку.
– А дети этим играют?
– Играют – удивился Кейма. – Но ты же знаешь. Дети со всем могут играть, хоть с углями. Я – играл.
– Хум… Значит, не все бесполезное… – подвела итог сэи. – Слушайте меня. Сжигать я это не буду.
Люди дружно выдохнули.
– Каждый получит только то, что он сможет назвать! – определилась она. – И не больше! Не смейте таскать с собой гору бесполезных вещей! Прокляну. Прокляну и сожгу! Или выгоню из лагеря, в Аар-Дех, к солдатам, сдаваться добровольно! Выстраивайтесь!
Испуганные, но обрадованные верные становились в ряд, с которым уже начинал управляться Кейма.
Сэиланн пошла к палатке детей, рассеянно гладя птицу. Вещь это или не вещь? А если вещь, то стоит ли ее сжечь?
Ее сомнения развеял младший сын, который с радостным визгом бросился к ней и выхватил птицу из рук. Она подумала, что так не воспитаешь мужчину. У нее было слишком много дел, чтобы бить их палкой или хоть в чем-то наставлять их, как наставляют мальчиков, а остальные подлизывались к ним, кормили, объясняли непонятное и не гоняли от кухни. Мальчики росли, не опуская глаз, а это вредно.
Хотя, может быть, если она богиня – ей можно все-таки не бить детей? Ей никогда это не нравилось. Все ей пеняли на то, что деревня должна ее кормить – значит, надо при людях выполнять какие-то правила. Она и забыла, как бывает иначе.
А сейчас она всех кормит, вот так! Он сжала кулак. Не буду бить.
Не буду. Вырастет мужчина, может быть, не воин, но разбойник, как Кейма. Или еще мастер…
Нет. Мастеров можно заставить работать за еду. Мастера не живут сами по себе, если плохо умеют остальное ремесло, если их некому кормить. Точно так же, как слабые колдуны. Но старое ремесло – хорошее ремесло. Колдун должен быть сильнее всех, тогда его никто корить не станет. Взрослых надо бить. И крепко.
А если я умру?
Я могу умереть? Боги тоже умирают.
Размахивая птицей, сын сделал круг и подбежал к ней опять.
– Мама, а почему ты богиня?
Сэйланн только фыркнула. Но сын не отставал.
– Раз ты богиня, то мы должны тебя слушать. А откуда ты берешь свои наставления, богиня, а? А не слушать можно?
Мама посмотрела на него, и он попятился.
– Не твое дело, песчанка. У меня есть Закон – помотала головой Сэиланн. – Его слушают все, чтобы жить можно было по-разному, а важное – делать всем вместе. А ты иди, займись делом. Тебе уже шесть лет, и ты должен работать как можно больше. Иди в птичник убирать помет за форра. Не отвлекай меня.
– Не пойду – сказал он, наклонив голову. – Это как пыль на дороге вытирать. Всегда еще больше будет.
Она потрепала его по голове, как пернатого. Вроде бы никто не видит, значит, можно и так. А хоть бы и видели. Пусть все за мной повторяют.
