Сын позволил себе еще один вопрос.
– А Закон позволяет спать посреди дня? Почему ты спишь посреди дня?
– Я богиня! – надулась Сэиланн. – Мне можно, а тебе пора работать. Но я работаю все время, ночью, днем и когда надо, а ты только днем. Я и во сне делаю больше, чем все. Беги.
Он побежал, сверкая пятками, воздев золотую птицу над головой, как отрядный флажок.
Сны богини в этот раз были темными, мутными, и один из них являл собою человека – именно так. Сон в форме человека, сидящего посреди другого сна. Как бы научиться описывать свои сны так, чтобы другие понимали?..
Он сидел и записывал на тростниковой бумаге слова, и среди них были такие;
«Есть три безопасных дела – работа, любовь и созерцание».
Сэиланн подошла поближе и присмотрелась. Здесь она понимала буквы.
Человек вырвал закапанный чернилами листок, начал новый.
На нем было написано:
«Никто не может помочь другому отразить нападение, кроме как встав с ним рядом»
Сэиланн задумалась. Почему так? Можно ведь и издалека помочь, выстрелить или молнию пустить… А безопасно ли созерцание? Смотря что созерцать будешь. Неправильно это.
Человек обернулся.
– Я правильно написал? – лихорадочно спросил он. – Правильно? Так говорил мне мой учитель…
– Нет, не так… – Сэиланн села на корточки рядом с ним, как было в те редкие дни, когда она учила чему-то мальчиков. – Говорил-то он красиво. Но в бою не так. Учитель, наверное, никогда не сражался. Давай подумаем, как надо.
Разбудил ее громкий крик и звуки начинающейся драки.
Сэиланн проснулась и вышла из палатки. Как раз напротив нее, на утоптанной площадке, где обычно занимались воины, скандалили два человека – один, вроде бы, старейшина, носивший расшитый золотом старинный пояс, а второй – какой-то разъяренный бородач.
– А это дураки из соседней деревни, сэи – объяснил кто-то. – У них тяжба. Им сказали, что город пустой, так они пришли сюда. Думают, мы поселимся здесь на веки вечные в башнях и будем ими править. А мы любуемся.
Вокруг уже прыгали любопытные дети, стояли зеваки, а некоторые взрослые кружились в священном танце, не обращая внимания на вопли. Скоро сюда пол-лагеря сбежится – проворчала Сэиланн и подошла к спорщикам. Самой величавой походкой.
Они не обратили на нее внимания, и это было ужасно смешно.
– Я не отнимал у тебя землю! – кричал старейшина бородачу. – Я сделал один шаг на берег ручья. Если берег будет весь твой, чью воду будет пить мой сад? Я старейшина, и дед мой был старейшиной, и отец! Неужели тебе не хватает моего слова, что я не беру чужого?
– Вот вы и притесняли и деда моего, и отца! – рычал бородатый, вцепившись в жилет противника. – Если наш надел лежит рядом с вашим, обязательно нужно откусить кусок, а, тварь?
– Какой позор! – хихикнул кто-то рядом с Сэиланн. – Здесь простой человек может взять и побить кого угодно! Он же простой человек, да?
– Не очень-то – сказала Сэиланн, не оборачиваясь. – Это же его сосед. Где это видано, чтобы соседи в праздник друг друга не колотили?
В толпе уже хохотали вовсю.
– И что здесь? – спросила Сэиланн, подойдя к драчунам и ухватив бородатого за рукав.
Старейшина немедля сделал попытку упасть лицом в пыль. Сэиланн поймала его, слегка ударив по подбородку.
– Если ты не будешь стоять прямо, я не увижу твоего лица, – объяснила она. – Ну-ка, стой, как человек.
Бородатый поднял его в воздух и немного потряс.
– Эй, отпусти его! – рассердилась Сэйланн.
– Прости – извинился бородач. – Большой дурак, аж убить хочется.
– Ты тоже не больно-то умный… – проворчала Сэиланн. – Так что у вас там проросло, где не положено расти?
– Я не отрезал твоей земли себе, не отрезал! – продолжал жаловаться старейшина, когда его поставили на землю.
– Отрезал! От ручья до дороги, хитростью отнял! Пройти негде, везде твоя земля! Свет еще не видывал такой наглости! – тут бородатый добавил несколько слов, которых не знала и Эммале.
– Вся деревня подтвердит, что этого не было!
– Не верю! – крикнул бородатый. – Ты нашел мне жену, с которой я двадцать лет живу плохо, хуже, чем кочевник со змеей! И я еще должен тебе верить? Крыса!
Кочевники захохотали снова.
Бородатый не обратил внимания на них, а продолжал орать, сжимая кулаки:
– Ты решил, крыса, что старший сын уйдет с караваном в Исхет, и где он теперь? Нет у меня старшего сына! А сейчас ты хочешь отобрать у меня мой последний кусок земли? Еще мой дед владел этим наделом и никому его резать не давал!
– И все они ссорились из-за земли? – хихикнула Сэиланн. – И отец, и отец отца твоего отца?
– Да, сэи! – крикнуло несколько веселых голосов из толпы. – А при чем тут мы?
– А кто кому виноват? И удавалось ли отбить обратно? Вы же так за всю жизнь не разберетесь!
– Да вся жизнь так и проходит! – поплакался старейшина.
Бородач перестал орать и сверлил соседа тяжелым взглядом. Наверное, убьет. И спрячет тело так, чтобы не нашли. Или просто изобьет, тоже плохо. А таких споров тысячи.
– Ладно – отмахнулась сэи, которой это все начало надоедать. – Идите вон.
– Как так…
– Вон. Вон, вон, скучные какие – заявила сэи и начала кружиться, подобрав покрывала и глядя в небо.
Верные схватили обоих под локти, готовясь выкинуть из лагеря. Старейшина пустил слезу.
– Сэи, и я сам, и мои дети, и мои внуки не знают, как поделить землю. Если ты этого не сможешь, то и никто не сможет! Скажи нам, ты можешь разрешить наш спор?
Сэиланн покачала головой. – Мне неинтересно! Вы смешные, но мне не смешно! Пускай он лучше тебя убьет, а я на это посмотрю.
– Но ведь ты же небесного рода! – взвыл старейшина. – Ты знаешь, как!
Сэиланн вздрогнула и задумалась.
Небесного рода…
Сначала была какая-то девочка, которую кормили в разных дворах, не пуская в дома. Наконец в один дом пустили, и там была какая-то тощая черная женщина – черная одежда, закопченный потолок, пепельно-смуглое доброе лицо, грязные руки.
Ей кричали «Ты без матери!»
Потом была девочка постарше, которая приходила в дома, искала спрятанные и потерянные вещи. На улице в нее могли кинуть грязью, но она не знала, что это плохо. Потом начала понимать.
Потом была женщина – лекарка и та, которую нельзя допускать к себе. Она всегда стояла на пороге, больше не входя в дома честных людей. Как из девочки получилась женщина, она запомнила хорошо, но это было как бы и не с ней. Потом у нее появились дети, но дети – это понятно. Они получились умные. Умнее прочих.
