– Слушай – удивленно воззрилась на него Эммале. – Да ты с ума сошел!
И внимательно посмотрела по сторонам.
Толпа уже разошлась, но неподалеку шли какие-то дети. Они подбежали к важным персонам, взялись за руки, закружились и запели.
– Господин сошел с ума и сыграл в два-один! – запели дети. – И к нему домой явился незнакомый господин! И господин сошел с ума и сыграл в два-один!
– И к нему домой явился незнакомый господин! – подхватили несколько взрослых, всегда готовых сыграть в любимую игру. – И господин сошел с ума! И сыграл в два-один! И к нему домой явился незнакомый господин! Господин сошел с ума! Господин сошел-сошел-сошел-сошел-сошел с ума! А? Ага-а! Аааааааааа!
Он беспомощно огляделся.
Вокруг него крутился хоровод смуглых лиц, недобрых ухмылок, сцепленных рук, угрожающих взглядов. Проклятые оборванцы! Того и гляди съедят!.. А где же стража?
Он попробовал сбежать или вырваться из круга, но не тут-то было. Его не выпускали.
– Что вы делаете! Что вы делаете! Стойте! Что…
Хоровод становился то шире, то уже, а людей – все больше. И все они, ухмыляясь, повторяли одно и то же.
Они остановились только тогда, когда он упал на колени и схватился за голову. Хоровод распался и растворился, а сам он оказался неподалеку от лагеря, на истоптанной площадке, где торчали какие-то камни и виднелись, судя по всему, зловещие следы крови. Особенно ужасным было то, что какой-то ребенок дружески помахал ему рукой на прощание.
Уже темнело. Странно. Только что был белый день…
Судя по выражению лиц местных жителей, здесь вполне могли кого-нибудь принести в жертву. Хотя вообще-то богиням никогда не приносили человеческих жертв… Может быть, уже начали?
– Сошел с ума… Бррр… Господин чуть не сыграл в ящик… – он отряхнулся. – Ооо… Это они тут все сошли с ума. О боги, о боги, о боги… И сама Сэиланн – она сумасшедшая…
И заковылял прочь от лагеря, туда, где светились костры его стоянки, чтобы найти свою птицу, паланкин, свиту, гвардейцев и солдат, вьюки и верительные грамоты и очень быстро убраться, пока самого несут ноги.
Он нашел перепуганного слугу и двух птиц. Сопровождения своего он почему-то на месте не обнаружил. Солдаты нашлись в том оазисе, куда его любезно направляли до того – с сильнейшей головной болью, без памяти о пребывании в лагере богини. Было ясно, что нужно убегать.
– Не все ли равно, когда откочевать? – фыркнула Сэиланн, отдавая приказ сниматься с лагеря.
Через неделю пути к назначенной точке, городу Ти, Сэиланн доложили, что сбор войск в Айдоре приостановлен. По всей видимости, неисправны были проклятые летающие бурдюки, без которых славные солдаты перед магами чувствовали себя несколько неловко – так, кажется, выразилась Эммале. И, как будто этого было мало – раз за разом оказывалось неисправным оружие, пропадали запасы, заболевали птицы… Кто бы ни наводил порчу, наводил он ее так, что найти его не могли. Отправленных в другие города отрядов было слишком мало в этой части страны, чтобы справиться с веселыми странниками.
Услышав эту новость, сэи злорадно улыбнулась. До вражеских войск добрались те, кто шел вслед за Нинто. Ей обещали месяц отсрочки.
Месяц отсрочки у нее был.
Через пару дней пришло письмо без подписи. В письме была некая замечательная новость. Прочитав его, хотелось смеяться, правда, уже не так громко.
Она позвала к себе Кайса, Кейму и Эммале, сообщив им эту замечательную новость.
– За месяц… – почесали в затылке советники. – Месяц… А если они выступят на нас вместе с этими бурдюками?
– Без них – решительно заявила богиня. – Никаких бурдюков. Разве что нальют в них вина и опоят армию. Смотрите.
Она указала на две прочитанные по буквам строчки, в которых сообщалось самое интересное.
– Пока их переловят… А потом построят новые машины…
– Их не переловят. Они слишком осторожны. Те, у кого нет семей, уже движутся к нам. Жаль тех, у кого есть семьи. А армия… Там сейчас около тринадцати квар. А времени у нас – три месяца. Три, а не один.
– Три!..
Кейма почесал в затылке и предложил немедленно выпить вина, дабы воздать дань уважения смелым людям в Айдоре, восстающим против беззаконной империи.
Она вспомнила Нинто, не желавшего губить летающие лодки, и пить с ними не стала, а села в углу, глядя на них блестящими глазами, и разломила лепешку, разглядывая ее край.
Край напоминал обожженную глину, только желтую.
________________________________________
Вороны!.. Вот как трудно выбраться из дома, когда за тобой следят все подряд!.. Но сегодня ему это хотя бы удалось.
Пришлось лезть через купол, притаившись на самой верхушке башни, подождать полчаса и быстро спуститься вниз, пока сменялась стража у ворот. Через стену квартала Таскат всегда перелезал быстрее. Ради азарта следовало бы засекать время.
Эта башня, из черно-серого камня, была самой дальней из тех, в которых ему приходилось бывать. Тяжело было пробираться незнакомыми улицами, мощеными плоской брусчаткой, еще тяжелее – заросшими руинами, где пахло сыростью, но видеть кости хозяина башни – зрелище во сто крат тяжелее.
Труп, от которого теперь остались обглоданные кости, был брошен на верхней площадке разрушенной обсерватории, чтобы птицы с кожистыми крыльями расклевали его. Когда Таскат перевалил через драконий гребень парапета, минуя разрушенную лестницу на верхний этаж, его встретил взгляд пустых глазниц: хозяин смотрел на него, улыбаясь оскаленным беззубым ртом, и кости его рук тянулись к небу, потому что один камень выступал из кладки точно под лопаткой скелета, не давая руке опуститься.
Второй рукой скелет указывал вниз.
Таскат аккуратно поздоровался и осмотрел примитивный, но на редкость хорошо сделанный телескоп. Линзы не были разбиты, и поворотный механизм все еще работал: точно выверенный медный рельсовый круг был забит листвой.
Выламывая камни, сквозь кладку пробивалась местная растительность, оплетая металл и присваивая отвалившиеся мелкие части: когда-нибудь, подумал он, скелет встанет, оденется в зеленые одежды и пойдет гулять по лесу, с каждым шагом обретая все больше плоти. Лес щедрый, лес подарит ему вторую жизнь. Нужно только подождать немного.
Он поклонился, вздохнул и спустился по лестнице, не тревожа костей.
Чтобы немного отдохнуть, не обижая при этом хозяина, он спустился на нижние этажи и сел, упираясь ладонями в теплые камни: кто видел бы, тот сказал бы, что люди так не сидят.
Его мучили несколько вопросов.
Кто спал в моей постели? Непонятно.
Кто делает это все? Кто следил за мной и зачем? Тоже непонятно.
Зачем, во имя всех богов, убивать людей, которые строят столь сложные механизмы, опережающие развитие здешней науки, дополняя ее неизвестными ранее способами? Впрочем, это жестокость, но, говорят, не бессмысленная. Бессмысленно ее повторение – во всех землях, во всех странах хоть раз да случится такое. Его земля, его страна такого никогда не знала.
