Потекли ужасающие дни.
Таскат был ошеломлен тем, как быстро можно прославиться. Зачем это все?
Теперь его приглашали на все балы, и дня не проходило спокойно. У него появилось множество приятелей, обретавшихся в коридорах, и на любом приеме можно было встретить таких не то пять, не то шесть штук. Молодые люди разного пола пытались научить его поочередно, как следует пить вино (о боги), драться на хлыстах (в чем он преуспевал) и даже писать картины (от чего Таскат решительно отказывался).
Охота на диких панта и щелкунов оставила у него отвратительное впечатление, и в седле птицы он удержался с большим трудом, несмотря на всю природную ловкость. Падать с одноногого скакуна – да еще и преследуя пятиногого зверя – ему еще не доводилось. Хотя бы потому, что это пахло горячечным бредом. Что с того, что пятиногие существа – это бывшие морские звезды, а о происхождении прочих имеются вполне приличные гипотезы? Как говорила Арада – «ах, ах и ах».
Впрочем, это было ему на руку: никто не заподозрит такого увальня в лазанье по запрещенным жилищам опальных магов.
На встречи молодых поэтов, правда, он уже не оставался: слишком ясно было, что господин посланник к этому неспособен.
С одной стороны, обследовать башни стало опасно: последние два раза, возвращаясь, он чувствовал запах одного и того же человека, которого в своей охране видеть или учуять не мог.
Арада блаженствовала. Она с одинаковым шиком и блеском перенимала у него любимые фразы, искусство игры в шахматы, основы боя на ножах и основы хэлианской антропологии. Теперь они почти не разлучались, будучи при дворе: она спасала его, выбирая из десятков предложений самые значимые, а то и интересные. Они побывали на всех представлениях труппы, игравшей пьесы, написанные словами – подумать только, здесь есть понятный театр! Она умела высмеивать и передразнивать придворную публику, их жен и мужей, ремесленников, актеров, ящериц, птиц, ученых… Как было не влюбиться в такую женщину? Разве что по видовой несовместимости, а то и по глупости…
Они бывали даже на публичных показах познавательных опытов жрецов, которые все больше и больше напоминали торжественные службы. Чистая наука занимала все больше места. Конечно, у них и были теперь храмы: то один, то другой музей или театр, а то и часть богатого дома частично перестраивались под эти громоздкие представления. Хотя, насколько понимал Таскат, толпа на такие пышные действа смотрела без особого интереса. Это его радовало.
Теперь они ходили по улицам Аар-Дех вместе, в сопровождении свиты и нескольких человек охраны, и Таскат чувствовал, что соглядатаи теперь не в состоянии подойти близко. В моду среди золотой молодежи этим летом вошли прогулки пешком: такая привычка могла шокировать разве что стариков, ведь все знали, кто в этом виноват.
В общем и целом, настоящей известной личностью быть оказалось очень и очень легко. Нужно было только все выучить и спать два часа в сутки.
Шахматы вошли в большую моду. Последнее время все любопытные люди делали ставки, а все разговоры были только о популярности или непопулярности шахмат и прочих смешных развлечений в связи с положением Таската – и, конечно же, об успехах прекрасной Хэнло Арады.
Советник по военным вопросам как-то снова изловил его в коридорах верхнего яруса:
– Отчего вы тогда не приняли моего приглашения на игру-на-жизнь, дорогой друг?
– Меня задолго до вас пригласила некая дама – отрезал Таскат. – поверьте, этой даме тяжело отказать. У нас ее зовут Корпорация.
– Неужели? Бедняга… С таким носом вам следует быть благодарным кому угодно. Даже вашей Корпорации.
Таскат покачал головой. Неужели этот человек ревнует? С чего бы вдруг такой интерес? Плоский нос не стоит плоского юмора…
– Вам известно, что я не могу принимать такие приглашения, как ваше – я один в своем деле и не могу его покинуть. – Он вздохнул. Рост позволял ему не очень задирать голову, глядя в глаза сопернику. – Вы знаете, что я говорю серьезно. Ведь между требованиями начальства и Арадой сейчас я выбрал Араду.
Советник по военным вопросам оценивающе посмотрел на него;
– Вот как? И она уже приглашала вас домой? И чем же вы занимались, друг мой?
Таскат улыбнулся. Не стоит так откровенно интересоваться чужой постельной доблестью.
– Играли в шахматы.
– Я могу вас поздравить? Вы попали в число ее жертв?
– Нет. Вы неправильно поняли. Мы на самом деле играли в шахматы. И ничего более. Вы не забыли случайно, откуда я здесь взялся? И куда я уйду потом?
Советник моргнул.
– А чтобы вы не сомневались, – продолжал Таскат – я приглашаю вас наконец обыграть меня, чтобы я попал в число ваших жертв. У меня всегда с собой маленькая доска. Идем, идем…
– Вы трусите – сжал кулаки советник. – У вас не хватает смелости даже заявить о…
– Если бы я трусил – вежливо перебил его соперник, глядя снизу вверх – я бы не стоял сейчас здесь и не говорил бы с вами. Выше меня на голову, шире меня в два раза, на высоком посту, вы вооружены, я – нет. А вы отказываетесь от игры со мной, как будто вооружен я. Ну как, продолжим?
Высокородный смутился, но отказываться сейчас было неразумно. При всем своем могуществе и знатности он не мог отказаться от вызова, сделанного столь тактично. Неужели он боится проиграть малорослому господину посланнику? После этого можно начать терять лицо.
Час спустя он покидал гостиную, понимая, что ему, несомненно, не повезло. И так не повезло. И этак – не повезло…
Ставки на популярность шахмат при дворе росли с каждым днем. Таскат с ужасом смотрел, как игра становится престижной, и ему приходилось напрягать все силы, чтобы выигрывать у таких умнейших людей, как госпожа Эрини.
Волнения интересов выходили за пределы, приличествующие благородным людям. Начали образовываться группы людей, требующих запретить шахматы при дворе, людей, играющих в шахматы на деньги, и людей, продающих драгоценные шахматы. Был организован клуб любителей заменять дуэли шахматным сражением. И даже прием ставок и пари для некоей малой группы лиц, не приближенных к императору, но желающих всегда быть в курсе дела. Посланник задумался о том, не проще ли было показать им какой-нибудь сенет, но было уже поздно.
Вскоре его священное величество опять призвал его к себе. Шахматную доску им изготовили по специальному заказу. Она занимала целый стол, и Таскату приходилось тянуться и нагибаться, чтобы поднять тяжелую ладью или украшенного черным камнем короля.
Съедобных фигур пока не изготовили. Так что сейчас он сидел за столом, как высокий гость, с Его священным величеством, обдумывал следующий ход, стараясь не паниковать, а в голову лезло совершенно иное.
Вчерашний визит к юноше Ольмитту был очень тяжелым. Сначала Хэнрох Ольмитт не поверил, что цели Таската благородны. Потом не поверил, что это не проверка, учиненная любопытным вымогателем. И, наконец, уже сообщив имя вымогателя и сообщив посланнику содержание нескольких бесед, не поверил, что Таската можно отпускать живым. Заказав магическое убийство нескольких кредиторов, люди начинают страдать некоторой подозрительностью. Особенно если оно пока что не удалось.
