– Что вам такое снится? Я слышал, вы кричали…
– Так, ничего особенного… – охрипшим голосом сказал поэт. – Я слышал голос бога.
– Вот как? – удивился дорогой друг. – И что он говорит?
– Чушь, одну только чушь… Ложитесь спать, прошу вас. Завтра будет тяжелый день. А вас уже ждет врач.
– Вас он тоже ждет.
…Гордость магов – проворчал друг, погружаясь в сон. – Держитесь за нее. Она вас выведет.
42
Сегодня был великий день. То есть, конечно же, вечер – зачем школе поэтов, славной и известной на все побережье, собираться днем? Днем поэты спят, а ночью пишут стихи, потом встречают рассвет – и засыпают снова. Таким образом, поэты все время спят.
Поэт ехал в коляске, перечитывая выданный ему дорогим другом листок. На листке значились обычаи местных поэтов, которые он сам, лично, записал своим изящным слогом, не давая Четвертому даже сунуть нос. Теперь Четвертый чувствовал себя каким-то десятым, пятнадцатым или даже последним из десяти тысяч. Там было написано почерком, хранящим улыбку:
«проще всего будет – любить
помнить слова
толковать
сражаться за истолкование
примечание: и пить как можно больше! Удачи вам, дорогой друг».
Он сложил листок вчетверо и сунул в карман. Коляска остановилась.
Дивясь обычаям местных поэтов – надо же, а я пишу только то, что есть, и ничего из этого не умею! – Четвертый приблизился к высоким темным деревянным воротам дома, у которых уже собрались какие-то люди. Каждый из них говорил с другими и не замечал нового человека, а некоторые ему кивали. Очевидно, это и были здешние поэты, а то и писатели.
Шло время, а народ все прибывал. Хозяева не торопились открыть ворота.
– Запаздывают… – зевали некоторые. – А чего вы хотите, ведь они еще не проснулись…
– Клевать! – восставали другие. – Немедленно впустить! Я человек занятой, еле выкроил время на визит в собрание! Неужели нельзя относиться к нам с уважением? Это негостеприимно, в конце концов!
– А я – человек дикий… – неосторожно вставил слово поэт. – Незанятой. Может быть, познакомимся? Хоть расскажете, чем вы заняты…
На него посмотрели, как на говорящую ящерицу.
– Слушайте, юноша! У нас важные дела, а вы…
Тем временем еще не начало темнеть, а народу стало еще больше, целая толпа. Четвертый и не знал, что в этом городе столько поэтов. Наконец ворота открыли.
Толкотня при входе напомнила поэту здешний рынок. Наконец все выстроились в длинную цепочку и таким образом прошли в ворота. Каждому при этом выдавали листок бумаги с какими-то цифрами.
За воротами оказалась длинная лестница, а за лестницей, наконец – вход в большой зал, где стояли столы и скамьи. Посередине зала было возвышение, на которое взобрался какой-то старик, кивнул седой головой, воздел кулак к потолку и закричал;
– Открываемся!
Все зашумели и начали подбрасывать в воздух шляпы и шапки. Женщины одобрительно вопили.
Четвертый подумал, что это все, но тут старик начал говорить длинную речь.
Говорил он долго и, надо думать, красиво, но красоту портило то, что собравшиеся шумели, кричали, отвечали ему с мест и даже цитировали что-то из его произведений, но не все из них было понятно – после каждой цитаты разгорался спор. Старик ловко отвечал на все вопросы, не разрешал залезать к нему драчунам, шутил и мог перекричать любого в этом зале. Поэт сидел и любовался.
Наконец старик закончил и слез вниз.
– Кто это? – спросил поэт.
– Учитель – с благоговением ответили ему. – Настоящий художник слова. Он может любому набить глаз и руку!
Четвертый вздрогнул и поежился. Пожалуй, лучше не задавать этому учителю никаких вопросов.
На стене была доска объявлений, где на мягкой восковой поверхности писали все желающие. Он подошел и прочитал:
«Одинокий кииби ищет птицу высокого полета»
«Собирайтесь в условленное время в указанном месте, и да не забудете вещей, оставленных в паланкине»
«Слуги! Мойте посуду! Иначе я умру!»
под этим объявлением был пририсован человечек из черточек, надевающий петлю на шею.
«О ты, провожавший меня домой и забравший не только невинность – тут поэт от неожиданности чихнул – но и ключи от винного погреба! Разве ты не знаешь, что это бесполезно? Я все равно не хочу тебя видеть больше одного раза»
«По воде ходить запрещено, по песку – сами не хотим»
«Мы гостеприимны!» – и рисунок большой бутылки рядом с курительной плошкой.
«Не ставьте палаток рядом с домом Карра! Осторожно, дурные птицы!»
Это объявление было зачеркнуто, и рядом приписано: «Я должен был умереть. У меня плохие родители».
Он ждал, что вот-вот начнется общая драка, потому что люди были буйны и веселы, но драка отчего-то не начиналась. Южная кровь бурлила, как обычно, дым уже стоял столбом, но у каждого, как выяснилось, был номер, выданный в очереди на лестницу. Согласно этому нумеровались столы. Четвертый посмотрел на свой и успокоился – там была цифра «сорок два».
После этого начали читать стихи и читали их довольно долго. Некоторым приходилось кричать или петь, чтобы заглушить шум. Вокруг каждого поэта собиралась компания друзей, которым он, выступив, потом читал свои произведения, так что самое интересное происходило внизу. Можно было ходить от стола к столу и слушать.
Четвертый заметил, что некоторые поэты – возможно, в исполнение какого-то странного обычая – подкрадывались к сотоварищам женского пола и дергали их за косички. Он решил, что сейчас все будут ходить лохматыми, а половина парней – битыми, но потом заметил, что подавляющее большинство поэтесс носило особым образом заплетенные косички, которые от этого не расплетались. При каждом таком случае они начинали громко кричать и произносить такие слова, которые от образованных девушек обычно не услышишь. Четвертый подумал, не стоит ли вступиться за девушку, но пока он выбирал, за какую, разговоры за столами убедили его в том, что все это – какая-то странная и замысловатая игра. Девушки считали достижением особую вычурность словесных оборотов, а парни – то, удастся ли им расплести хотя бы несколько косичек.
Еще он заметил несколько очень коротко стриженых девушек – вот ужас! – в покрывалах «рыбачья сеть», которые обсуждали что-то за своим длинным столом. Друг к другу они относились, по всей видимости, неприязненно. У них за поясом были длинные ножи, а на лицах – недовольное выражение. Видимо, им тоже хотелось сыграть в эту интересную игру, но прическа не позволяла.
Время от времени то одна, то другая девушка проводила рукой по короткому ежику и оглядывала своих спутниц. Взгляд ее был обеспокоенным. «Вдруг у них стрижки окажутся короче моей?» – говорил этот взгляд.
