– Водички запить? – и потянулся к графину.
– Нет-нет, я так. Это надо – без воды. Старинное снадобье, известное еще иезуитам… От пищевых отравлений…
– Также применявшееся, по-моему, при отравлении мышьяком, – вставил Борщов.
– Да, вы правы, – пристально глядя на него, проговорил Домбровский. – Видимо, сосиски были со склада, где так неудачно мышей травили. К счастью, этот камень в моем перстне реагирует на яды, я вовремя успел заметить, что он весь посинел.
Борщов и Викентий лишь молча переглянулись, а Юрий вспомнил не столь давние слова Домбровского. Тот как раз упоминал и сосульку, и нападение шпаны, и отравление. Теперь было ясно, что не попусту он его предупреждал.
– И еще, Викентий, у меня к вам вопрос, – после паузы сказал Домбровский. – Случаем вы не слышали от ваших поднадзорных такое имя – Призрак?
– Вроде нет…
– А вы, Борщов?
– Да нет, я б запомнил.
– А кто такой? – спросил Викентий.
– Так… Просто одна мысль прорезалась, – неопределенно ответил Домбровский. – Однако же мы сильно отвлеклись, приступим все-таки к делу. Надо, наконец, что-то решать с этим Урюпкиным… Впрочем, не мешает нам пока сделать небольшой перерыв…
На время перерыва Викентий отправился охранять подсудимого, а Борщов отпросился сходить домой покормить кота Прохора («Он у меня аглицкой породы, это вам не шахтер-стахановец, ему режим питания нужен»), и Васильцев, оставшись с Домбровским наедине, решил повторить свою попытку как-то вызволить профессора Суздалева.
Первую попытку он совершил пару месяцев назад самостоятельно. К этому времени он уже обзавелся двумя личными поднадзорными (один служил в прокуратуре, другой в НКВД) и намеревался с их помощью организовать профессору побег. Те, однако, по подлой привычке тут же настучали обо всем Домбровскому, и уже на другой день председательствующий выговаривал ему, Юрию:
– Вы, молодой человек, хоть отдаете себе отчет в своих действиях? Наше дело – лишь вершить беспристрастный суд, мы не вправе использовать мощь Тайного Суда даже во благо самых близких людей. Бывали случаи, когда кое-кто нарушал это правило, и поверьте, ни к чему хорошему это не приводило. Так, один член Тайного Суда во время Великой французской революции отбил своего друга, которого уже везли на гильотину, – и что в результате? В ответ на это по требованию Робеспьера в тот же день было казнено еще сто человек, якобы участвовавших в похищении. Такое случалось и позже – в Турции во время резни армян, совсем недавно, уже при Гитлере, в Германии, и каждый раз это приводило к неисчислимым жертвам. Нет, нет, на подобное мы не имеем ни малейшего права, таково было незыблемое решение наших отцов-основателей. Единственное исключение – если беда настигнет кого-либо из членов Тайного Суда, тут уж мы прилагаем все усилия, и эти усилия до сих пор всегда приносили успех. Но это не означает, что у вас в руках джинн из волшебной лампы, к услугам которого вы можете прибегать по первому хотению. И не думайте, что мы совершенно неподконтрольны. Наше отделение постоянно контролируется из Центра; мало того, как я недавно узнал, скоро грядет очередная проверка, и мне меньше всего хотелось бы, чтобы именно сейчас…
То, что грозный председатель Тайного Суда боится каких-то там проверок, несколько уронило его в глазах Васильцева. Во всяком случае, сам он, Юрий, никаких проверок не страшился – ну вышвырнут из судей, и шут с ними, не повод, чтобы отступаться от друга, попавшего в беду. Не переча Домбровскому, для себя он тогда решил, что попыток спасти Суздалева не оставит, только действовать будет осторожнее. Но Домбровский, видимо, угадав его мысли, покачал головой:
– Эх, по глазам вашим вижу, что от своего не отступитесь! Ладно, что с вами делать, постараюсь помочь. Только дайте мне срок, месяца полтора-два.
К нынешнему дню этот срок уже вышел, и Юрий спросил напрямую, что там с профессором. Однако по взгляду Домбровского понял, что хороших новостей пока нет.
– Потом, потом! – замахал рукой председательствующий. – Вон, я слышу, Борщов уже вернулся, так что – продолжим.
Когда все снова расселись по местам, Домбровский спросил:
– Ну так что решим с этим Урюпкиным?
– Урюпником, – снова подсказал Борщов.
– Да, да, Урюпником… – Он повернулся к Васильцеву: – Итак, Юрий Андреевич, на сей раз послушаем вас. Каково будет ваше заключение?
Впервые ему предоставляли слово перед вынесением вердикта, что, правда, могло объясняться не только доверием, но еще в большей степени погруженностью остальных в размышления о чем-то ином. Юрий изо всех сил постарался отрешиться от посторонних мыслей – как-никак решался вопрос о жизни человека, даже если с трудом можно было назвать человеком эту мразь.
Поднявшись, он сказал:
– Нет сомнений, что подсудимый совершил отвратительные преступления, за которые, безусловно, заслуживает лишь одного приговора: смертной казни.
Борщов и Домбровский кивнули рассеянно, а Викентий уже начал было натягивать на голову свой пурпурный капюшон.
Между тем Васильцев вспомнил этого мерзкого паука, сидевшего, как в стеклянной банке, в снопе света. Даже самый гадкий и ядовитый тарантул, посаженный в банку, перестает быть опасным.
– Однако… – произнес он, и все посмотрели на него уже с любопытством. А он вдруг на секунду почувствовал какой-то подленький сердечный трепет – не свой, а гаденького человечка, прикованного к креслу. – Однако, – тверже сказал Юрий, – этот Урюпник – последний трус и, как все трусы, может творить злодеяния лишь до тех пор, пока не окажется, как сейчас, на свету. Уверен, что отныне он не решится ни на что подобное. Поэтому мое заключение…
* * *
– …к смертной казни, – произнес председательствующий и ударил молотком.
Человечек, застрявший в луче софита, слабо взвизгнул и опал в кресле. Теперь это был тарантул с оторванными лапами, лишенный яда.
Выдержав паузу, председательствующий снова ударил молотком и продолжил:
– Приговор считать условным, оставив осужденного под надзором Суда.
Но последних слов приговоренный уже не слышал, он был в глубоком обмороке.
Свет софита погас, подручные Викентия отцепили кандалы и понесли из зала обмякшее тело.
– А вы растете как судья, – вполголоса сказал Юрию Домбровский. – Вы пришли к верному решению, из вас выйдет толк. Что касается остального, то, надеюсь, у нас еще будет время поговорить.
* * *
Из здания Суда, которым на данный случай послужило здание якобы закрытого на ремонт кинотеатра, расходились, как того требовали правила, порознь. Это здание числилось находящимся в ремонте вот уже несколько лет; в действительности никакие ремонтные работы тут не велись, и все годы оно являлось главным местом заседаний Тайного Суда. Когда-то Васильцев спросил Домбровского: неужто никто так и не удосужился поинтересоваться, что здесь на самом деле происходит – как-никак самый центр Москвы. И вообще, почему их еще не обнаружили – в конце концов, не из одних же «поднадзорных» НКВД состоит.
