Эти врожденные эмоции настолько сильны, что они помогают людям оставаться нравственными даже в самых аморальных ситуациях. Рассмотрим поведение солдат на войне. На поле боя людей недвусмысленно призывают убивать друг друга, убийство превращается в акт героизма. И все же даже в таких жестоких ситуациях солдаты часто испытывают трудности при преодолении своих нравственных инстинктов. К примеру, во время Второй мировой войны бригадный генерал армии США С. Л. Э. Маршалл провел опрос среди тысяч американских военных, только что вернувшихся с полей сражения. Полученный им шокирующий результат состоял в том, что менее 20 % солдат на самом деле стреляло по врагам даже во время атаки. «Страх убить кого-то, — писал Маршалл, — а не страх быть убитым — вот что является самой распространенной причиной неудачи в сражении для отдельного человека». Когда солдаты помимо своей воли оказывались в ситуации, в которой они могли напрямую причинить вред другому человеку, — а это личное нравственное решение, — эмоции в буквальном смысле выводили их из строя. «В наиболее ответственный момент сражения, — писал Маршалл, — солдат вдруг отказывался от прохождения военной службы по идейным соображениям».
После того как эти данные в 1947 году были опубликованы, армия США поняла, что у нее серьезные проблемы. Она немедленно начала пересматривать режим подготовки солдат, чтобы увеличить «коэффициент поражения». Новобранцы начали бесконечно репетировать убийство, стреляя по анатомически достоверным мишеням, падавшим при попадании. Как отметил подполковник Дейв Гроссман, «в этой обстановке учат стрелять осознанно и постоянно… Солдат делают невосприимчивыми к акту убийства, пока оно не становится автоматической реакцией». Армия также начала придавать особое значение таким боевым тактикам, как высотное бомбометание и дальнобойная артиллерия, которые могли скрыть личную цену войны. Когда бомбы сбрасываются с высоты 40 тысяч футов, решение о том, чтобы нанести удар, напоминает поворот руля в трамвае: люди оказываются отделены от результирующих смертей.
Эти новые приемы подготовки и боевая тактика дали впечатляющие результаты. Спустя несколько лет после публикации его исследования Маршалла отправили воевать в Корею, где он обнаружил, что теперь уже 55 % пехотинцев используют свое оружие по назначению. Во Вьетнаме коэффициент поражения составил почти 90 %. Армии удалось превратить наиболее личную из всех нравственных ситуаций в безличный рефлекс. Солдаты больше не испытывали прилива негативных эмоций, стреляя из своего оружия. Их превратили, как писал Гроссман, в «смертоносные машины».
3
По сути принятие нравственных решений непосредственно связано с сопереживанием. Мы испытываем отвращение к насилию, потому что знаем, что оно причиняет боль. Мы справедливо относимся к другим людям, потому что знаем, как чувствует себя человек, к которому относятся несправедливо. Мы отказываемся причинять страдания, потому что можем себе представить, каково это — страдать. Наш мозг естественным образом объединяет нас всех, так что мы можем лишь последовать совету апостола Луки: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними».
Сопереживать не так просто, как кажется. Для начала перед тем, как вы сможете сочувствовать другим людям, вам нужно понять, что именно они чувствуют. То есть вам нужно создать теорию о том, что происходит у них в головах, чтобы ваш эмоциональный мозг смог имитировать активность их эмоционального мозга. Иногда такое чтение мыслей совершается за счет интерпретации человеческих выражений лица. Если кто-то щурится или стискивает зубы, вы автоматически заключаете, что его мозжечковая миндалина возбуждена — он злится. Если он напрягает большую скуловую мышцу — это происходит, когда человек улыбается, — вы предполагаете, что он доволен. Конечно, у вас не всегда есть доступ к такому набору коммуникативных приемов, как выражения лица. Когда вы говорите по телефону, пишете письмо по электронной почте или думаете о ком-то, кто находится далеко, вам приходится читать мысли, смоделировав ситуацию и представив себе, что бы вы чувствовали на месте вашего контрагента.
Вне зависимости от того, как именно один человек создает теории о том, что творится в головах других, очевидно, что эти теории сильно влияют на нравственные решения. Рассмотрим, к примеру, игру «Ультиматум» — основу экспериментальной экономики. Правила игры простые, хотя и немного нечестные: экспериментатор объединяет двух человек в пару и дает одному из них десять долларов. Этот человек (предлагающий) будет решать, как разделить десять долларов. Второй человек (отвечающий) может либо принять предложение, что позволит обоим игрокам положить соответствующие доли себе в карман, либо отклонить предложение, в случае чего обоим игрокам не достанется ничего.
Когда экономисты впервые опробовали эту игру в начале 1980-х годов, они предполагали, что такой элементарный обмен всегда будет приводить к одному и тому же результату. Предлагающий предложит отвечающему один доллар — минимальная возможная сумма, — и отвечающий его примет. В конце концов, отказ оставляет обоих игроков в менее выгодном положении, а один доллар — это лучше, чем ничего, так что подобная договоренность отчетливо продемонстрирует наш врожденный эгоизм и рациональность.
Однако исследователи вскоре поняли, что их предсказания были ошибочны. Вместо того чтобы засунуть свою гордость в карман и положить туда же небольшой выигрыш, отвечающие обычно отвергали любые предложения, которые им казались несправедливыми. Более того, предлагающие предвидели гневный отказ и обычно предлагали отвечающему около пяти долларов. Это был такой ошеломляющий результат, что в него было невозможно поверить.
Однако когда другие ученые повторили эксперимент, произошло то же самое. Люди одинаково играли в эту игру по всему миру, и исследователи имели возможность наблюдать похожие проявления иррациональности в Японии, России, Германии, Франции и Индонезии. Неважно, где проводилась игра, — люди почти всегда делали справедливые предложения. Как отмечает экономист Роберт Франк, «с точки зрения современной теории личной выгоды, подобное поведение у людей равносильно полету по квадратным орбитам для планет».
Почему же предлагающие проявляют такую щедрость? Ответ возвращает нас к проявлениям сопереживания и уникальным участкам мозга, ответственным за нравственные решения. Адам Смит, философ XVIII века, понял это первым. Хотя Смит больше всего известен благодаря своему экономическому трактату «О природе и причинах богатства народов», сам он в наибольшей степени гордился своим обширным исследованием психологии нравственности «Теория нравственных чувств». Как и его друг Дэвид Юм, Смит был убежден, что наши нравственные решения определяются нашими эмоциональными инстинктами. Люди добры в силу совершенно иррациональных причин.
Согласно Смиту, источником этих нравственных эмоций являлось воображение, которое люди использовали для воспроизведения того, что происходит в головах других людей. (Зеркало, которое незадолго до этого стало популярным предметом в хозяйстве, — важная метафора в произведениях Смита, посвященных нравственности.) «Так как мы не можем напрямую понять, что чувствуют другие люди, — писал Смит, — мы не можем представить себе, как именно они переживают то или иное обстоятельство, однако мы можем вообразить, что мы сами должны были бы чувствовать в подобной ситуации». Этот процесс зеркального отражения приводит к бессознательному сопереживанию другому человеку — Смит называл это «братским чувством», — которое создает основу для нравственных решений.
