Загорелась одна из «тридцатьчетверок». Из подвального окна в нее угодил кумулятивный снаряд. Из распахнутых люков успели выскочить трое танкистов. На одном из них горел комбинезон. Он кричал от боли и вырывался из рук товарищей, которые пытались сорвать с него горящий комбинезон. Они обжигали руки, ткань расползалась, тлела гимнастерка.
На груду кирпичей вскарабкался высокий худой солдат в мундире и каске с эмблемой СС. Пристраивая на плече фаустпатрон, он возбужденно выкрикивал:
— «Иваны» горят… это я их подбил!
Выстрел фаустпатрона угодил под ноги танкисту, отбросил в сторону его обгоревшего товарища. Танкист пытался подняться, но у него была оторвана нога и болталась на клочьях кожи.
Сержант-наводчик бросился на молодого эсэсовца. Немцу было лет семнадцать, не больше. Он выдернул из кобуры «вальтер», но передернуть затвор не смог, видимо, забыл снять пистолет с предохранителя. Испуганно попятился. Сержант, с закопченным лицом и обожженными руками, схватил его за горло и стал душить, брызгая в лицо слюной.
— Курва фашистская… мы два года вместе воевали. Смерти хотел? Сейчас получишь.
Хрустнула передавленная гортань, эсэсовец обмяк, глаза вылезли из орбит. На помощь камраду выскочил еще один немец с карабином в руках. Выстрелить он не успел. Сержант двумя прыжками оказался рядом и с такой злостью крутнул карабин, что вывернул второму эсэсовцу руку.
Сержант не пытался стрелять. Размахнувшись, с силой ударил по каске — разлетелся на части приклад.
— Лови, гаденыш!
Танкист перехватил ствол поудобнее и обрушил казенник вместе с затвором, ломая немцу ключицу. Никита Зосимов на секунду замер, он еще не видел такой ожесточенной схватки.
Точнее, это была не схватка. Крепкий сержант-танкист убил двух эсэсовцев в течение минуты и, отчаянно матерясь, бежал безоружный в сторону третьего, появившегося в дверном проеме.
— Куда? Тебя убьют! — выкрикнул Никита Зосимов и нажал на спуск ППШ.
На помощь спешили Иван Белка и остальные бойцы из отделения.
Подполковник Фомин показал цель наводчику «зверобоя»:
— Врежь вон по той бойнице!
Это была узкая щель, выдолбленная в полутораметровой стене здания. Оттуда вела огонь противотанковая пушка. Расстояние не превышало двухсот метров — снаряд легко пробьет броню самоходки.
Они выскочили из проулка и неожиданно оказались перед полуразрушенным четырехэтажным домом. Фугас, выпущенный с ходу, взорвался у гранитного основания дома, брызнуло облако раскрошенного камня.
Сильный удар сбил прицел немецким артиллеристам. Болванка ударила в верхнюю часть рубки и отрикошетила, оставив на броне глубокую вмятину. Второй снаряд скорострельной «гадюки» угодил бы в цель, но экипаж спас опытный механик, снова нырнувший задним ходом в проулок.
Две «тридцатьчетверки» двигались осторожно, стреляя по очереди из орудий. Десантники прижимались к стене дома.
— Свяжись с ними, — приказал подполковник радисту. — Пусть не лезут вперед. Нарвутся…
На снаряд или фаустпатрон можно было нарваться в любом месте. Здесь, в центре города, стреляли отовсюду, даже из люков канализации. Стена рядом с самоходкой была глухая, без окон. Тылы прикрывали несколько десантников. Но непонятно откуда вылетели две противотанковые гранаты и взорвались в нескольких шагах от «зверобоя».
Похожие на обрезанные фаустпатроны, с матерчатыми стабилизаторами, они с грохотом взорвались, прожигая раскаленной струей асфальт. В неглубоких воронках горела и пузырилась жидкая масса, выстилая густой дым.
Фомин с автоматом высунулся из люка. Гранаты бросили из пожарного выхода, от которого шла вниз металлическая лестница. Обитая жестью, дверь приоткрылась, и вылетела еще одна граната.
Подполковник дал длинную очередь, открыли огонь десантники.
— Вперед! Здесь нас добьют, — махнул рукой заместитель командира полка. — На выезде делаем короткую остановку, и сразу выстрел по амбразуре. Эй, десант, не отставать!
Механик сопел, сжимая рычаги.
— Десантников бы вперед пустить. Подобьют нас.
Неизвестно, какое решение принял бы подполковник. Но на площадь выбежали сразу пять-шесть пехотинцев из штурмового батальона. Они не лезли напролом, прижимались к стене дома.
Сержант огляделся и махнул рукой, давая команду отделению перебежать в подъезд следующего дома. Все это происходило в двух десятках шагов, экипаж самоходной установки хорошо видел происходящее.
Отделение угодило под длинную очередь скорострельного «МГ-42». Бойцы падали один за другим. Кинжальный огонь из окна простегивал каждого строчкой пуль, убивая наповал. Уцелел лишь красноармеец, спрятавшийся за толстой липой, с ветвями, срезанными осколками.
Пулеметчики сделали минутную передышку и снова открыли огонь. Податливая древесина разлетелась кусками, а солдат вжимался в ствол, едва не обнимая свое последнее укрытие.
— Убьют парня, — сказал подполковник. — А ну, вперед!
Самоходка рывком вылетела из проулка и, крутнувшись, развернулась стволом к полуразрушенному дому. Снаряд, выпущенный из амбразуры, пролетел рядом. «Зверобой» выручили две «тридцатьчетверки», стрелявшие из пушек и пулеметов.
Грохнула тяжелая гаубица-пушка. Но стены были настолько толстые, что фугас лишь выбил гранитную плиту и оставил щербину в многослойной кирпичной кладке.
— Зажигательным! — командовал Фомин, но заряжающий уже загнал в казенник фугасный снаряд.
С расстояния две сотни метров наводчик угодил в угол амбразуры. Взрыв вывел пушку из строя, отбросив ее в глубину помещения. Но в доме находилась и другая артиллерия.
Бронебойная болванка врезалась в ствольную подушку, отбросила наводчика, однако броню «зверобоя» не пробила. Вторая наверняка пробьет!
В течение нескольких минут с обеих сторон шла непрерывная стрельба. Снаряды самоходки и двух «тридцатьчетверок», влетая в окна, крушили перегородки, разбивали пушки, тяжелые пулеметы. В засыпанных известкой комнатах лежали тела убитых немецких солдат.
Когда к месту боя подоспели Чистяков и второй «зверобой» из его батареи, из окон дома шел дым, кое-где выплескивались языки пламени. Но горела и одна из «тридцатьчетверок», а самоходка подполковника Фомина стояла, накренившись, и дымила. Взрывом вынесло два колеса и разорвало гусеницу. Отчетливо виднелись несколько пробоин.
Экипаж пытался выбраться наружу. Пулеметные и автоматные очереди высекали искры из брони, не давая открыть люки. Десантники, воспользовавшись артиллерийской поддержкой, ворвались в дом, но застряли на первом этаже. Там шла стрельба, взрывались гранаты.
Чистяков приказал бросить несколько дымовых шашек и послал три снаряда в окна, откуда вели наиболее интенсивный огонь. Развалило простенок между двумя окнами, тяжелый снаряд разнес противотанковую пушку.
