Галина уже преодолела «точку невозврата», ополченцы со скепсисом смотрели, как сверкали ее пятки.
– Начудили вы что-то, Николай Николаевич, – расстроенно пробормотал начштаба Сергеев.
По команде офицера на вражеской стороне заработал пулеметчик. Простучала очередь. Под ногами Галины взлетели фонтанчики пыли. А она решительно перестала соображать, посчитала, что ополченцы стреляют ей в спину, истошно заголосила и помчалась дальше, не разбирая дороги. Пулеметчик дал вторую очередь. Войчик вильнула, упала на колено, выронила флаг и схватилась за ухо.
– Ранил, – невозмутимо прокомментировал ополченец, усеянный угретой сыпью.
Галина поднялась, снова побежала, теперь уже неуверенно, как-то юзом, невольно смещаясь к обочине. Ударила третья очередь, и женщина словно подломилась. Пуля попала в ногу, и она упала на четвереньки. Было видно, как штанина пропитывается кровью.
– Ранил, – пробормотал ополченец.
Но какая-то сила все равно гнала женщину в стан своих хозяев. Ей удалось подняться, сделать пару нетвердых шагов. Потом точное попадание в голову опрокинуло ее навзничь. Она повалилась, разбросала руки.
– Убил, – резюмировал ополченец.
– Да уж! – Начальник разведки Палич как-то смущенно почесал переносицу.
Начштаба промолчал. Полковник Марчук воздержался от комментариев, даже не изменился в лице.
На неприятельском блокпосту все стихло. Там выжидали, не повторится ли «провокация». Пулеметчик поднял голову, что-то крикнул командиру. От бетонного блока перебежал пригнувшийся военный, упал в траву и пополз на дорогу, загребая руками словно пловец. Видимо, за знаменем.
– Рисковали, Николай Николаевич, – с осуждающими нотками в голосе сказал начштаба. – А если бы добежала? Вы же не были уверены на сто процентов, что они ее подстрелят!
– Зато в своем Бельченко я нисколько не сомневался, – заявил полковник, кивая на снайпера, припавшего к амбразуре. – Он в монету не промахивается с тысячи метров, неужели в глупую бабу не попадет? Ладно, все отлично, укропы сами решили судьбу своей наводчицы. – Полковник оторвался от бруствера и начал отряхиваться. – Все, товарищи офицеры, спектакль окончен, поехали в штаб. Заняться больше нечем? Эй, Максимов! – крикнул он командиру блокпоста, который залег в пулеметном гнезде и с опаской поглядывал на полковника. – Смотрите, осторожнее тут. Скоро укропы прочухают, кого пристрелили, осерчают и начнут вас утюжить. Не высовывайтесь, заройтесь, на провокации не отвечать. У нас ведь все-таки перемирие. – Он и сам смутился своих последних слов, чертыхнулся и быстрым шагом направился к машине.
Второго корректировщика ополченцы поймали в этот же день. Ближе к вечеру ствольная артиллерия ВСУ нанесла удар по городскому отделу милиции и ремонтно-механическому заводу, расположенному на Прокопьевской улице. При обстреле пострадали три милиционера. Их быстро вывезли в больницу.
Без помощи местных жителей патрульные опять не смогли бы найти корректировщика. Двое парней пили пиво в своей квартире и наблюдали в окно, будто в телевизор, как взрывы разносили цех, где они работали до недавнего времени. Тут-то один из любителей пенного напитка и обратил внимание на подозрительную активность в доме напротив.
В окне нарисовался мужчина, который что-то говорил в рацию. В квартире никто не жил. Весь этаж этого дома был заброшен после попадания снаряда в крышу.
Парни позвонили куда следует. Они даже караулили у подъезда до прибытия патруля, чтобы подозрительный тип не убежал.
У Окуленко и его людей уже имелся опыт ловли подобных субъектов. Они ворвались в квартиру, как ураган, с топотом и грохотом. Фактор неожиданности был налицо. Мужик отпрянул от окна, побелел от страха, сморщился. Не человек, а выходец из музея мумий. Он выбросил рацию в окно – зачем, спрашивается, когда и так все понятно? – начал что-то бормотать, закрываться руками.
– Что же ты наделал, мерзавец?! – закричал Дорофеев.
Ополченцы набросились на него, словно стервятники на добычу, и быстренько превратили физиономию наводчика в отекшую фиолетовую тыкву.
– Вот теперь его мама родная не узнает, – удовлетворенно пробурчал Костюк, связывая добычу.
– Это плохо, что не узнает, – посетовал Липник. – Родная мама должна узнать и умереть со стыда за такого детеныша.
Патрульные доставили корректировщика в штаб. Специально обученные люди провели там с ним определенную работу и выяснили, что это местный житель по фамилии Куницын, дважды судимый, нигде не работающий.
– Ну и все, Куницын, полный писец тебе настал! – авторитетно заявил начальник разведки Палич и задумался, стоит ли сообщать полковнику Марчуку о поимке очередного корректировщика.
Ведь в голову этому выдумщику опять наверняка придет какая-нибудь совершенно незаурядная идея.
Андрей пришел домой только в первом часу ночи. Пошатываясь от усталости, он кое-как взгромоздился на крыльцо.
– Я рада, что ты еще не потерял счет времени. – Ольга будто ждала его под дверью, выскользнула, закутанная в шаль, обняла мужа.
Он жадно ее целовал, тискал грязными руками, не в силах сдержаться. Какое это счастье – возвращаться домой после трудного дня!..
– Проходи, не стесняйся, – шутила супруга, затаскивая его в сени. – Это по-прежнему твой дом, хотя, полагаю, ты стал об этом забывать. Разувайся, снимай свои воинские аксессуары. Можешь даже руки вымыть. Я ведь покушать приготовила.
– А что у нас на ужин? – поинтересовался Андрей.
– Картошка, – со вздохом проговорила Ольга. – А еще бычки в томате.
– О, морепродукты!..
– Господи, что такое? – Затащив мужа в комнату, жена заметила перевязанную руку, заволновалась. – Андрюша, ты ранен?
– Не поверишь, меня сегодня женщина покусала, – стыдливо поведал Окуленко. – К сожалению, это был не секс, я бы даже сказал, совсем наоборот. В общем, все нормально, товарищи уже высосали яд, кость не задета. Это была змея-вампир.
– Может, чесноком попробовать? – предложила Ольга.
Андрей рассмеялся.
– Это полумеры. Все в порядке, родная, жить буду, не волнуйся.
Он был голодный как волк, смолотил чугунок картошки, и даже «морепродукты» показались ему вполне приемлемыми. В спальне за закрытой дверью посапывала Людочка, что-то жалобно лепетала во сне.
Ольга не ела, снова наблюдала за ним, подперев щеки ладошками. С каждым днем она становилась все более уставшей, изнуренной. Андрей не мог этого не замечать. Постоянное напряжение, страх за дочь и мужа умножали морщины, расширяли круги под глазами, делали кожу лица истонченной и серой. Но Окуленко улыбался, прикидывался, что ничего не замечает, что дела вокруг не так уж плохи.
– Что делали сегодня?
– Вид делали. – Ольга вздохнула. – Прикидывались, будто все у нас хорошо. Когда бомбить начали, мы с Людочкой в подвал забрались. Мне пришлось опять объяснять ребенку, что это игра и ничего ужасного не происходит. Людочку очень интересовало, какие правила в этой игре. Неужели нужно сидеть в подвале, бояться и больше ничего не делать? А что я ей скажу? У меня уже никакой фантазии не осталось. Наше счастье, Андрюша, что в этом районе нет подходящих объектов для бомбежки, но все равно неподалеку было несколько взрывов. Соседка сказала, что разнесло ПТУ и хлебозавод, попало в котельную. За что, Андрюша? Это же гражданские объекты!
