– Ничего подобного, – смущенно пробормотал Кьюбитт.
– Не волнуйтесь, я больше не буду вас мучить. Впрочем, испытания закаляют душу. Так что можете считать, что я ниспослана вам на время отпуска во искупление ваших грехов. Чтобы, так сказать, жизнь медом не казалась.
– Насколько я понял, вы тоже художник, мисс Дарра? – осведомился Уочмен.
– Скорее жалкая дилетантка, мистер Уочмен. При этом мне очень нравится водить кисточкой по бумаге. Стоит мне только увидеть птичку, и меня так и подмывает запечатлеть ее во всей красе. Кстати, мои рассуждения о птичках мистера Кьюбитта тоже достали. По крайней мере, слушая меня, он морщился так, как если бы у него разболелся зуб… Однако, мистер Помрой, какая у вас здесь подобралась интересная компания, – продолжила мисс Дарра. – Я-то думала, что еду в тихую рыбацкую деревушку, а оказалась среди созвездия талантов. Мистер Пэриш покорил меня своим несравненным актерским мастерством, мистер Кьюбитт – великолепными набросками гавани, ну а мистер Уочмен – огромным умом и неиссякаемыми познаниями в области юриспруденции. Кстати, не вы ли вели дело моего кузена Брайони?
– Да, – подтвердил Уочмен, приходя в некоторое замешательство. – Я действительно защищал лорда Брайони.
– Кажется, он получил всего шесть месяцев – исключительно благодаря вашему красноречию. Недавно умер, бедняжка. Говорят, когда вышел, больше походил на собственную тень, нежели на себя прежнего. Ясное дело, заключение сказалось на нем не лучшим образом.
– Несомненно. Для него это был настоящий шок.
– От шока, должно быть, и умер. Увы, кузен никогда не отличался умом, поэтому домашние так беспокоились за него, когда он решил вдруг заняться бизнесом… Да, а где мисс Мур? Насколько я помню, вы все собирались играть в дартс…
– Она сейчас придет, – сказал Кьюбитт.
– Я очень надеюсь, что игра все-таки состоится. Это так увлекательно. Вы хорошо попадаете в цель, мистер Уочмен?
– Стараюсь по мере сил, – улыбнулся Уочмен.
Со стороны лестницы послышался звук шагов.
– А вот и Децима! – воскликнул Кьюбитт.
IV
В следующую секунду в помещение летящей походкой вошла высокая молодая женщина и, оказавшись после сумрака лестничных пролетов на ярком свету, часто замигала.
– Добрый вечер всем! Извините, если заставила себя ждать, – сказала Децима Мур.
Присутствующие чуть ли не хором поздоровались с ней. Потом в комнате на какое-то время установилось молчание, а минутой позже в центр вышел Уочмен.
– Добрый вечер! – сказал Люк.
Децима повернулась к нему лицом и встретилась с ним глазами.
– Все-таки вы приехали, – проговорила она. – Добрый вечер.
Она прикоснулась кончиками пальцев к выставленной для рукопожатия ладони Уочмена, после чего прошла к стойке бара и уселась на высокий стул. На ней были шерстяной рыбацкий свитер и темно-синие слаксы. Ее короткая прическа чем-то напоминала шевелюру поэта эпохи романтизма: почти целиком состояла из завитых недлинных локонов, свисавших со лба и обрамлявших щеки. Ее красивые черты можно было бы смело назвать классическими, что, однако, не лишало их живости и индивидуальности благодаря черным, будто нарисованным углем бровям и прекрасным карим глазам, таившим огонь. Двигалась она с какой-то странной угловатой грацией, которая, впрочем, придавала ей еще больше привлекательности, особенно если учесть, что ей исполнилось только двадцать четыре года.
Если бы в тот вечер в «Плюмаже» находился сторонний наблюдатель, то он, несомненно, заметил бы, как с появлением Децимы изменилось поведение большинства находившихся там мужчин. По той простой причине, что она обладала качеством, которое впервые поднял на щит Голливуд. То есть при красивой внешности женщина держала себя так, словно не замечала собственной привлекательности, и ни жестом, ни словом не давала понять, что знает о ней, во всяком случае, не старалась хотя бы в малейшей степени выставить свои достоинства напоказ. И уж, разумеется, не пыталась оказать на кого-то воздействие с их помощью, по крайней мере сознательно. Но тем не менее, как только она вошла, мужчины испытали определенное потрясение, которое, впрочем, проявилось у всех по-разному. У Уочмена, к примеру, заблестели глаза, и он начал говорить чуть громче, чем следовало. Кьюбитт резко перешел от умиротворенного состояния к творческому, то есть испытал неодолимое желание схватиться за кисть. Пэриш повел себя так, словно оказался в свете софитов, и сделался еще более галантным и обаятельным, если, конечно, такое возможно. Абель просто расплылся в улыбке, а Уилл, напряженно следивший за обменом репликами между Децимой и Уочменом, неожиданно побагровел, насупился и замкнулся в себе.
Децима взяла у Пэриша сигарету и огляделась.
– Игра в дартс уже началась? – спросила она.
– Ждали только вас, мой ангел, – промурлыкал Пэриш. – Чем, скажите на милость, вы все это время занимались?
– Стирала и мылась. Как-никак посетила мероприятие, связанное с ядами. Надеюсь, господа Помрой-старший и младший не разлили в гараже цианид?
– Значит, вы не побоялись отправиться в гараж вместе со всеми?! – воскликнул Абель. – Какая же вы храбрая молодая леди! О ваших уме и учености уже и не говорю. Это как бы само собой разумеется.
Децима расхохоталась.
– Вас послушать, так я прямо подвижница какая-то! А что ты, Уилл, думаешь по этому поводу?
Она оперлась руками о стойку и посмотрела через голову Абеля на Уилла, стоявшего к ней спиной. В следующую секунду он повернулся, но, хотя его глаза, казалось, были готовы прожечь ее насквозь, ничего не сказал. Тогда Децима молча отсалютовала ему кружкой и глотнула пива. Уилл тоже отсалютовал ей кружкой, но это получилось у него довольно неуклюже. В этот момент Кьюбитт заметил, как удивленно поползли вверх брови Уочмена.
– Интересно, о чем вы все говорили до моего прихода? – полюбопытствовала Децима. – Уж больно вы сейчас молчаливые, как я посмотрю.
Прежде чем кто-либо успел открыть рот, Уочмен сказал:
– Мы спорили, моя дорогая.
– Спорили?.. – протянула Децима, продолжая гипнотизировать взглядом Помроя-младшего. Между тем Уочмен осушил свою кружку до дна, прошел к стойке бара и взобрался на высокий стул рядом с молодой женщиной.
– Да драли горло почем зря, пока не пришла мисс Дарра, – пояснил он.
– А почему замолчали с моим приходом? – Мисс Дарра ловко соскочила со стула и направилась к камину. – Лично я обожаю споры. О чем, кстати, спорили? О политике, искусстве или, быть может, о любви?
– Так уж вышло, что мы спорили о политике, – произнес Уочмен, не сводя глаз с Децимы. – О государстве, народе и частном предпринимательстве.
– И вы тоже? – с удивлением уточнила Децима. – Но вы же безнадежны, Уочмен. Когда в обществе восторжествуют наши идеи, вы станете одной из самых больших проблем.
