— Жаль, что отчим его не прикончил еще тогда, сегодня с ним мороки не было бы никому, — процедил сквозь зубы оперативник Сергей.
— Знаешь, я так не скажу. Из Васи мог получиться нормальный человек, сложись судьба иначе. Зверем его сделали люди, А и только ли Хлыста? Сами знаете, сколько по городу развелось бездомной ребятни. И это при живых родителях! С добра ли? У одних родители алкаши, других из семьи прогнали.
— Лешка, ты посмотри на этих детей! Едва на ноги встал, уже курит, к бутылке тянется, ворует даже дома. А сколько «на иглу» сели! Убеждения не помогают, кулаки тоже. Что делать? Еще как-то пытаются справиться отцы, но не всегда получается. Вон, родного отца и мать вместе с младшими сжег в доме старший обормот после очередной взбучки, бензином со всех углов облил избу и подпалил, никто не успел выскочить, все сгорели, А тот змееныш ушел не оглянувшись. Да разве из такого человек получится? Какая зона исправит? Ему пулю в лоб пустить надо, чтоб землю не засирал, не сеял зло вокруг! — возмущался второй оперативник.
— А у нас в деревне другой случай был. Остался хлопчик один, родители от самогонки померли. Сгорели или отравились, кто их знает. Никого кроме старого деда у мальчишки на всем свете не осталось. А и пацан не сахар. Озорством целую деревню достал. Когда родителей не стало, пришел к деду. Тот церквушку сторожевал. Она одна на все пять деревень была. Ну, много ли там сторож получал, конечно, гроши колотые. Но не только сторожил, всю территорию в порядке держал. Ни соринки во дворе не было. Спокойный, добрый старик. Он много лет одиноко жил. Никого не обидел. Вот так и прилепился к нему внук. Дома родители частенько вожжами гладили. Оно было за что. Тут же вовсе иное. Старик мальца на святой родник сводил. Брал с собою в церковь на службы. Писание ему читал. Молился Богу и просил за внука. Светлую долю вымаливал ему. И Господь услышал. Учился, сначала как все, а потом в семинарию взяли. Теперь у него свой приход. И батюшкой стал отменным, люди диву давались, как такое чудо случилось, ведь вовсе негодным рос малец, ни к кому почтенья не имел. Тут же, словно переродился. Про него никто плохое слово не скажет. И детство его забыли и простили. Но это редко случается, — взял трубку зазвонившего телефона второй оперативник Виктор. И, выслушав говорившего, спросил лишь адрес, позвал ребят за собою в машину.
— Куда едем? — спросил Свиридов.
— Что случилось? — тормошил Сергей.
— Сейчас увидим! — отозвался мрачно и подвел парней к ряду мусорных контейнеров. Возле одного, самого последнего, стоял мальчишка, озябший и хмурый, в руках держал какой-то сверток из грязных газет. Он был похож на бомжонка, злого и голодного. Завидев милицейскую машину, поспешил навстречу.
— Ты звонил? — спросил Виктор.
— Конешно я, кто ж еще? Вот возьмите, в том контейнере нашел, в самом первом. Жратву искал. А тут он, совсем голый. В газеты его замотал и вам позвонил. Когда его брал, он еще пищал, теперь молчит. Может, согрелся или умер, не знаю. Только жалко стало, что без могилы останется, если помрет, — передал сверток Лехе, тот куртку снял для такого случая, завернул в нее ребенка, спросил мальчишку:
— А ты не знаешь его родителей? Может, твоя мамка его родила?
— Нет мамки. Померла давно. Я с бомжами дышу.
— Поехали с нами, устроим в интернат, будешь учиться в школе, нормально жить станешь, — предложил Сергей.
— А мне так классно. Никуда не хочу! — заглянул в ближайший контейнер, вытащил кусок жареной рыбы, отряхнул от луковой шелухи, сунул в сумку, мотавшуюся на плече, и, не оглядываясь, не слушая оперативников, пошел от них прочь, ускорив шаги.
Ребенка развернули уже в милиции. Это был мальчишка.
— Не больше недели от роду, а уже сирота, — оглядел ребенка криминалист и добавил:
— Три дня назад девчушку нашли в мусоропроводе. Не дожила до нашего приезда. Погубила целую жизнь какая-то стерва. Так и не нашли ее. Хотя ищем. Но толку то, жизнь уже не вернешь…
— Люди озверели! Бабы своих детей в мусор выбрасывают. В войну, как говорят старики, такого не было. Что дальше будет, — смотрел Свиридов на пацаненка.
— Ну, что? Повезли в приют. Мальцу поесть пора, вишь как руку сосет. Проголодался.
— Да, бумаги готовы! Поехали!
— Опять вы к нам с подкидышем? Кого привезли, мальчишку? В этом месяце на них урожай, уже пятый! Совсем маленький. Как звать того, кто нашел его?
— Не знаю, — пожал плечами Сергей.
— Володька тот хлопчик. Мы с ним познакомились. Добрый пацан, потому и этого спас от смерти, — сказал Леха.
— В честь его и этого назовем. Может, он счастливым будет. Уж мы постараемся, — пообещала заведующая, и распорядилась искупать и накормить новичка.
— Что за бабы пошли, даже звери своих детей не бросают. Тут же люди! И ведь живет себе спокойно, никакая блоха ее не точит, — возмущался Сергей.
— О чем ты? Мы с тобой старуху устроили в стардом. Ее родная дочь из дома выгнала. Хотя места полно, куском не обделена, а с родной матерью не ужились, — качал головой Виктор.
Внезапно Сергей остановил оперативку. Впереди шел странный человек, в руке чемодан, набитый до отказа, на плече деревянный стул. Было похоже, что он обобрал какой-то дом и уносил подальше все, что удалось прихватить.
— Не-ет, сынок! Я со старухой насовсем развелся. Все свое у ней забрал. Не смог больше мучиться. Считай, боле полжизни изводила. Лопнуло мое терпение.
— Жить есть где?
— К сестре ухожу, ужо согласилась принять. Оно краше с псиной в конуре сдружиться, чем с той дрянью под одной крышей быть! — закипал дед.
— Может, подвезти вас, отец?
— Нет, не надо, сеструху переполохаешь, а ну как спужается вашей машины, такие возле ее дома никогда не останавливались. А и недалеко осталось, дойду понемногу. Спешить уже некуда. Я свое уже пробежал, — отмахнулся человек невесело и зашагал, спотыкаясь, корявой, горбатой улочкой.
Он шел, давясь обидой и стылыми слезами. Он шел в никуда, под бок к собственной одинокой старости, к своему финишу, где его никто не ждет и не скажет на прощанье доброго слова. А ведь была семья и все в ней не хуже чем у других ладилось. Были дети и внуки. Но пришла неумолимая старость. Отправили человека на пенсию. А дома с грошовой пенсией вычеркнули из хозяев, указали на двери. В этом, последнем, никак не хотелось признаваться. Вот и уходил, волоча в чемодане старую одежку, газеты, где хвалили за работу и былую память о прошлом, оставшемся за спиной.
Лешка в тот день вернулся домой засветло. Так случалось нечасто. Подсел к мужикам во дворе, послушал новости:
— Маринкиных насильников осудили недавно. Главному зачинщику аж пятнадцать лет влепили. Остальным по десять и восемь. Ох, и выдала им Наталья за свою дочь. Та ей все доподлинно рассказала. Не смолчала баба, что следователь ее из кабинета прогонял во время очных ставок и допросов. Велел в коридоре подождать, чтобы не мешала своими выкриками и репликами в адрес насильников. А один из них даже замуж Маринку звал. Наталья возмутилась, а следователь ей ответил:
