— Да! Дня два, а то и три потерпеть придется, — подтвердил Юрка.
— Так долго? — округлились глаза женщины.
— Это не моя прихоть. Раствор быстрее не высохнет. А коли не дождетесь, снова потечет. И тогда все заново переделывать. Но меня уже не зовите. Я предупредил вас! — строго глянул на женщину.
— Я понимаю! Только где раздобыть эту запчасть? — спросила робко.
— В хозяйственном или магазине «Сантехника».
— Я и не знаю где такие есть. Юра, может, купите для нас. Я дам деньги. Но мне могут продать браковку или сама что-то перепутаю, не смогу объяснить, в чем нуждаюсь! Как назло через час на концерт…
— Вам на концерт, а у меня работа! Я не нянька! Сами о себе позаботьтесь! — раздраженно откинул руку бабы с деньгами.
— Это моя работа. Я музыкант, скрипачка. Если опоздаю, будет большая неприятность. Меня не поймут. С работы уволят за срыв концерта! — оправдывалась женщина.
— Как вас зовут? — хмурился сантехник.
— Лариса, — ответила осмелев.
— Ну, хорошо. Я куплю, а когда вы будете дома, чтоб я колено поставил?
— Я вам ключи оставлю от квартиры, чтобы не теряли времени зря.
— Вот это не надо! — запротестовал человек.
— Юрий, вы зря так! Зайдите в зал, вам смешно станет. Мы живем как туристы, до смешного бедно; Кроме двух раскладушек, стола и двух табуреток в доме ничего нет. Нам, если кто придет, посадить некуда. Вор из сочувствия десятку оставит. Чего вы испугались?
— Иль мужик беспробудный алкаш? — огляделся человек, войдя в зал. Ему ни по себе стало от убогой пустоты. Зашарпанный стол и две облезлые табуретки, больше ничего. Даже занавесок на окнах не имелось.
— Нет! Павлик не пьяница. Он художник, — указала на стены, сплошь увешанные картинами. Их было очень много. Все разные, но очень грустные. То дерево тянется в мольбе тонкими руками к небу, там ива роняет на землю черные слезы, а вот и клен, рассеченный молнией пополам, совсем рядом черный родник со скелетом человека на поверхности. Жирный паук доедает бабочку, попавшую в паутину. Черная рябина роняет на снег капли крови.
Юрка бегло глянул на картины, передернул плечами:
— А они для чего вам нужны? — спросил бабу.
— Для души. Мужу. Он их рисует, — ответила вяло.
— Дай нам вот эти две. Одну в подвале, другую в подъезд приспособлю.
— Зачем? — удивилась Лариса.
— Ну, глянь! Вишь, крыса покойника жрет! А на этой, дерево из мужика кровь пьет. Как увидят наши отморозки, перестанут колоться и курить в подъезде и подвале. Другое место найдут.
— Выходит, лучшего применения им нет? — усмехнулась грустно.
— У вас они совсем без дела висят. А там хоть какую-то пользу принесут. Вам мужик за вечер десяток таких же наваляет…
— Юрий, а вы злой человек. Не зная мужа, так его унизили, оскорбили. А ведь он ничего плохого вам не сделал. За что же так?
— Я, конечно, не силен в искусстве. Но хорошую картину от плохой всегда сумею отличить. Вот эти, даже вместе с матюком нельзя назвать картинами. Сплошная хренатень и мазня. За такое вломить стоит по соплям, чтоб ерундой не занимался, а шел бы и работал, деньги в семью приносил. Это что такое, когда в квартире хуже, чем в пустыне. Этому мужику кулак на глаз примерить надо. Нынче бомжи клевее дышат! — возмущался человек.
— Юра, зря вы так! Картины от настроения, — защищала Лариса мужа.
— А для чего они? Вот он их наверно загнать хочет?
— Ну да, — согласилась робко.
— Кто купит такое говно? Я даже по бухой ни одну с них в квартире не повешу. Сплошной мрак. На любую глянь и, что пил, что не пил, тут же отрезвеешь. Ведь картина, на мое кондовое понимание, радовать должна, а не бить по нервам кулаком! Короче, отмо
розок твой мужик. Ничего доброго про него не скажешь, Если он и не квасит, значит, вовсе глумной, одним словом придурок!
— Павлик очень хороший человек! Зря вы так о нем. Хотя, вы, не первый! Вам, обычным людям, сложно распознать в человеке гения. Павел очень талантливый, но робкий. Потому, не умеет рекламировать свои картины, стесняется их предлагать в магазины и на выставки. Боится, что не оценят и не поймут. Потому что большинство смотрят на его работы как и вы. Боятся правды! Вот вы увидели рябину, с нее черными каплями капает кровь. А не приметили рядом могилу. Вот этого покойника оплакивает дерево, потому что ушел человек из жизни безвременно. Видите, под ивой невеста плачет. Не дождалась любимого. Не вернулся из Чечни, погиб на растяжке. А девушку жаль. Потому вместе с нею плачет ива. У нее сострадания больше, — говорила Лариса.
— А этот, какого крыса жрет? Он кто?
— Пленник, не доживший до воли!
— Ваш муж был в Чечне?
— Да! Воевал. Потом попал в плен. Три года над ним издевались. Держали в яме, все грозили убить, каждый день говорили, что последнюю ночь живет. И сбежать не удавалось. Пока свои не нашли. Вытащили из ямы, а он идти не мог. А ну, посиди в яме больше трех лет, дышать разучишься. Павлик в госпитале долго лежал, пока его подлечили. На войну не взяли, списали человека. За психику опасались. Она больше всего пострадала. Уже сколько лет прошло, а муж никак в себя не приходит. Ночами не спит. Срывается среди ночи и все шарит вокруг себя, крыс и мышей отгоняет. Я боюсь вместе с ним ложиться. Страшно, — призналась Лариса и, глянув на часы, спохватилась:
— Ой, мне пора! Вот вам ключи и деньги. Сделайте, Юра! Я очень прошу вас…
Вечером, когда человек отремонтировал ванну и, убрав за собою весь мусор и грязь, собрался покинуть
квартиру, дверь внезапно резко открылась, и в прихожую вошел Павел. Он удивленно уставился на Юрку:
— Что вам тут надо?
Сантехник объяснил, показал свою работу, напомнил человеку, что ванной пользоваться нельзя, покуда раствор не просохнет. Человек понятливо кивал головой, а потом спросил:
— Сколько я должен? — полез в карман.
— Ничего…
— Откуда знаешь, что и сегодня не продал ни одной картины? — заглянул в глаза.
— Да потому что сам не купил бы ни единой, — сказал честно.
— А почему?
— Хочешь правду знать?
— Конечно!
— Горя и неприятностей хватает каждому за стенами дома. От них не знаешь куда спрятаться. Одна радость, вернуться домой вечером, в свою семью, в квартиру, где каждый угол родной. Ну и зачем мне твоя картина, какая повесит тяжесть на душу и плечи. На кой черт мне это говно? Оно будет злить всех. Дом должен улыбаться хозяину, а не давить на его душу. Ну, вот скажи, зачем тебе эта хренатень на всех стенах?
— Для памяти, — ответил глухо.
— Ты от нее никуда не денешься. Она всегда с тобой! В душе и сердце, в самой середке приморилась. А другие этого не хотят.
