— Я много раз слышал ее в юности! Смеялись, конечно. Никогда не думал, что за такую чепуху можно расплатиться жизнью. Это уж слишком жестоко! Приобнял женщину, Та доверчиво прильнула к человеку, сказала тихо:
— У каждой семьи своя война, не все о ней расскажут и не всякому.
— Это верно. Лишь тому, кто разделит горе пополам, как кусок хлеба, и воспримет как свое…
— Кто способен на это? — взглянула на Пашку.
Он ответил взглядом. Они поняли друг друга без
слов.
В следующий раз Павел с Ларисой встретились в квартире женщины.
— Здесь когда-то жил мой отец со своею семьей. Никого в живых не осталось. В прошлом году умерла тетка, последняя из родни. Я одна осталась. Наедине с портретами и памятью. Больше никого, — указала на обветшавшую мебель и портреты.
— Ты здесь одна живешь?
— Да. Конечно, тяжело, — повела по комнатам, показав всю квартиру. Она была огромной. Трехкомг натная «сталинка».
— Мне предложили поменять ее на «двушку», в новом доме, в новом микрорайоне. Ну зачем мне такая махина? Я, наверное, соглашусь. Потому что ремонт этой потребует больших денег, а у меня их нет, — призналась, покраснев:
— Сам знаешь, как мало получают музыканты, да и все актеры не лучше нас живут. А в новом доме живи без проблем. Не нужно бояться, что обвалится стена или потолок упадет на голову. Да и не только это, пора отойти от памяти, — поставила перед Павлом
чай, бутерброды. Тот, поев, не захотел уходить. Да так и остался ночевать у Ларисы. Та не возражала.
Мать обрадовалась, когда вернувшись домой утром, Пашка улыбчиво сообщил ей, что заночевал у женщины и спросил:
— Как она тебе?
— Лишь бы ты ее любил. А я уживусь с любою. Чего мне с нею делить? Решать свою судьбу сам будешь. Если она тебя полюбила, а иначе не оставила б, значит, дорог ты ей, — расцвела в улыбке.
— Бывшая тоже клялась в любви. А на деле совсем другое доказала!
— Павлик! Не пытайся всех баб укрыть одним одеялом. Не получится. Они только с виду похожие. Есть те, какие всю свою жизнь ждут. Вон хотя бы ее мать. Значит, и Лариска такая, не балованная, не вертихвостка. Сама живет, одною душой. Может даже мужика не имела, — посмотрела на сына вопросительно. Тот сделал вид, что не расслышал и промолчал.
А через месяц Лариса с Павлом расписались.
В новую квартиру человек перевез все свои картины, обвешал ими стены и не велел жене перевозить старый хлам в новую квартиру.
— Ну, хотя бы отцовский диван!
— Зачем он тебе? Нам нужно пространство, воздух, свобода движения!
— А память?
— Она не должна сковывать, мешать!
— Ну, хотя бы стол и стулья!
— Стол и пару табуреток! — согласился человек милостиво.
Лариса на свой страх и риск перевезла кухонную мебель и холодильник. Павел, увидев такое самовольство, недовольно глянул на жену, но ругать не решился. Вовремя вспомнил, что хозяйками кухонь всегда были женщины.
Лариса, принося домой получку, пожила деньги в ящик стола. Она молча ждала, когда Павел нач^
нет пополнять домашний бюджет. Но напрасно ожидала.
Павел из ее получки брал на холсты и краски, на кисти и рамы. Он никогда не интересовался что нужно жене, сколько уходит на продукты, хватит ли им денег до конца месяца. И Лариса решила поговорить с мужем конкретно:
— Пашка! Мы живем с тобою почти два года, а ты так и не врубился, что у тебя семья!
— Почему? С чего взяла? Я всегда о тебе помню! — удивился неподдельно.
— Послушай! До зарплаты еще неделя, а у нас ни копейки. Даже на хлеб нет. Ты все истратил. Когда сам начнешь зарабатывать деньги? Хотя бы на себя!
— Ладно! Перехвачу у матери. Она выручит. С зарплаты отдадим, — отвечал спокойно.
— Опять к матери? Когда ты ей станешь помогать? — возмущалась женщина.
— Ну, не покупают мои работы! Что делать, если предпочитают дешевки!
— Какие?
— Ну, голых девок! А натурщицы даром не позируют. Тоже за деньги! Это раньше просто было, подморгнешь, десяток девок подваливали. Теперь моргнул, а мне в ответ:
— Чего тебе надобно, старче? Помочь сесть на унитаз или за помочи придержать, чтоб в толчок не фохнулся ненароком? О том чтобы позировать, даже речи нет. Помимо почасовой оплаты требуют, чтоб кормил, обеспечил сауну, ну и ублажил. А я не в состоянии. Сам голодный, как собака. Вот и посоветуй как быть? Мои мужики на днях подсказали, мол, коли сам слабак по мужской части стал, клейся в сутенеры к путанам. Глядишь, если на этом поприще повезет, попозируют они тебе из милосердия. А на халяву не рассчитывай. Не обломится. И как сказали, сколько сами отслюнивают натурщицам, я чуть ни окосел.
— Значит, надо найти другую работу.
— Какую?
— Где заработать можно на жизнь! Ведь ни будь меня, тебе давно пришлось бы задуматься над этим, твоя мать тоже не вечная! И уже совсем старая.
— Но я ничем не владею кроме кисти!
— Павел, ты прошел войну и плен, а в обычной мирной жизни так и остался беспомощным человеком. Над тобой твои друзья смеются. Неужели даже этого не понимаешь? Где чувство гордости, ведь ты мужчина, в конце концов!
— Лариса! Ты меня разлюбила? — посмотрел на женщину с упреком.
— Да нет же, нет! Но должен ты вспомнить, что мне одной тяжело везти семейный возок. Ведь можешь рисовать портреты, натюрморты, детей, пейзажи города. У тебя прекрасно получится. Почему зациклился на войне?
— О том много раз говорил. Эти картины не только память, они моя совесть…
— А что она дала тебе, нашей семье?
— Она духовна! Она о святом.
— Да брось ерунду городить! От твоих картин даже пауки и мухи из квартиры сбежали. Потому что жрать им нечего.
— Лариса, не кощунствуй!
— Ну, чего выпинаешься? Ведь вот баба я. Обычная, и, как другие, матерью стать хочу. А ты мне, что ответил на это:
— Не выдумывай! Оставь глупости, без того забот хватает и нет сил чтоб растить детей!
— Но Пашка! Для чего сходятся люди, зачем мы поженились? Какой смысл в такой семье?
— Прекрати истерику! Свалила в кучу детей, картины. Ну, есть у меня сын. В школу пошел. Увидел его недавно. Сказал, что я его отец. А он не поверил. Говорит мне, мол, его папка крутой, пешком не ходит, только на «БМВ». Что у него три мобильника и полно
баксов. Будто он натуральный мужик, а я бомж со свалки. И если хочу попросить милостыню, для этого вовсе не стоит косить под отца. А то он пожалуется своему папке, тот «забьет мне стрелку» и меня на той разборке уроют крутые. Короче, встречаться с тем птенчиком в другой раз у меня не возникло желания. Я ушел, не пожелав попрощаться. Вот тебе и родной, что называется, кровь от крови! Где гарантия, будто второй вырастет лучше? Лично я не уверен! Положил на него всю жизнь и здоровье, а он в благодарность уроет. Да еще бомжом назовет!
