— Попроси, но не воруй! Женщин обижать не смей! Помни, мужиком растешь…
С тех пор Яшка не воровал. Научился у пацанов и сам себе зарабатывал на курево и мороженое.
Он отпустил мужика. И, подняв сумку с деньгами, отдал ее бабе. Та на шее повисла, зацеловала на глазах у всех. Шутка ль, все деньги вернул Яшка. Ворюга сумку у бабы из-под задницы стащил, улучил момент, проследил, подкараулил. И не окажись рядом
Яшки, осталась бы женщина без копейки. Ну, разве не обидно…
— Помоги, родной, с картохой. Я заплачу тебе, не обидишься, — просила женщина, указав на машину. В ее кабине спал пьяный вдребезги водитель.
Якову стало жаль бабу. Он подтаскивал мешки с картошкой к прилавку, другие грузил на тележки, в багажники машин. Женщина едва успевала считать деньги, давать сдачу. Картошка шла нарасхват. Когда был продан последний мешок, женщина вздохнула:
— Все! Скажи сам, сколько я должна? — спросила устало улыбаясь.
— Сколько сама дашь, — ответил, не задумываясь. Баба влезла в сумку. Протянула столько, сколько никогда за день не зарабатывал.
— А как же домой вернешься? Мужик твой ужрался до визгу! — указал на водителя.
— Не муж, сосед наш. Не знаю, что делать? Сама машину не вожу. А он только к утру проспится, лешак облезлый. Я же, как назло, столько харчей набрала, что в руках не унести. Только сахара два мешка. Домой вернуться надо, но харчи станут…
— Где живешь? — спросил коротко.
— Аж на окраине, — чуть не плакала баба.
Яшка открыл борт машины, как мешок картошки положил в кузов пьяного водителя и, сев за «баранку», указал женщине на место рядом:
— Садись живее! Дорогу покажешь, — завел машину.
У Юльки сразу слезы высохли. Она смотрела на Яшку с такой благодарностью и говорила:
— Тебя сам Бог послал!
Яшка занес в дом сахар и продукты, собрался уходить, но Юлька вцепилась в рукав:
— Побудь с нами, Яшенька! Родной наш! Уж и не знаю, как благодарить, что б делала без тебя, зайка моя! — гладила плечи человека.
Юлька угощала гостя от души. Яшку разморило, и женщина уговорила заночевать.
— Утром Гришка отвезет тебя в город, — пообещала уверенно. Человек едва сомкнул глаза и тут же почувствовал рядом теплое тело женщины.
Яшка не удивился и, обняв Юльку, до самого утра не сомкнул глаз…
Человек и на следующий день помогал бабе торговать картошкой. Женщина держалась увереннее. Она часто оглядывалась на Якова, подмаргивала, похваливала, ободряла его. И хотя покупателей было много, женщина устала, но ни разу не сорвалась на окрик или грубость. Яков удивлялся как просто и легко работается ему с этой женщиной. Они понимали друг друга без слов, хотя Яшке никогда раньше не приходилось торговать на рынке. В другой бы раз он может и отказался б от такого занятия, но Юлька уговорила его без слов.
Он снова сгружал картошку с машины, взвешивал, относил в багажники и тележки. Зорко следил, чтобы никто, даже ненароком не обидел ее. Женщина в обед достала сумку из кабины, заставила Яшку поесть, сама не присела. Как ни уговаривал мужик, отпускала покупателей быстро, весело, с шутками.
Уже под самый конец дня на базар пришли цыгане. Походив вокруг прилавков и павильонов, присмотревшись к продавцам, окружили Юльку.
— Давай погадаю! Всю правду расскажу! — предлагала Юльке молодая цыганка.
Яшка только присел передохнуть и увидел, как чумазый, маленький цыганенок запустил руку в карман Юльки. Яшка быстро встал, взял цыганенка за ухо и сказал резко:
— Иди к своим, пока не получил по заднице! И вы уходите! Не мешаете здесь. Нашлись деловые! Тут вам не обломится ничего!
Цыгане возмущались, ругались, грозили. Но Яшка еще по Одессе помнил все их уловки и, подойдя к цыганам мужикам, коротко поговорил с ними. Те тут же позвали своих женщин и вскоре отошли к другим прилавкам.
Яков, выбрав время, позвонил Кате, сказал, чтобы не беспокоилась, у него все в порядке.
— Почему не ночевал дома? Я так тревожилась. Где ты был?
— У женщины! — ответил коротко. Катя пристыжено осеклась, поняла, что задала бестактный вопрос. И спросила тихо:
— Ты сегодня придешь домой? Мне ждать тебя?
— Катюша, пока не знаю…
— Яша! Поехали домой! Все продали! — взяла за плечи Юлька и спросила:
— Я помешала разговору?
— Уже закончил.
— А с кем говорил, с женой?
— Нет.
— Если с какой-нибудь знакомой, то не отдам, не отпущу, самой дозарезу нужен!
— Юля! Я не конь, не спеши схомутать. Я помог, но ничем не обязан никому! Сам решаю, куда ехать или идти. Не понукай, не запрягла, — осек женщину, та покраснела до корней волос:
— А я думала, ты все понял сам. Неужели оставишь меня? Ведь у нас так клево получалось. Может, договоримся? Или ты другую имеешь? Иль я тебе не подхожу? — глянула беспомощно, губы и подбородок женщины дрожали.
— Юля! Все нормально, не переживай. Если что-то не по курсу, сам тебе скажу. Одно помни! За себя я сам решаю. Не надевай хомут преждевременно. Не торопись! — решил сегодня вернуться к сестре. Юлька, увидев, что человек не хочет ехать к ней, спросила:
— Завтра ждать, иль насовсем уходишь?
— Пока ничего не решил.
Яков хотел наказать бабью поспешность. А и сам не торопился сунуть голову в семейный хомут. Он понял, Юлька решила взять его сразу, штурмом, без передышки на размышление. Яшке не хотелось снова стать игрушкой в руках женщины.
— Яша, если у тебя семья, прости меня за вчерашнее. Я не стану мешать. Но мы с тобой могли бы работать в партнерах. Сам видишь, нет помощников, одни алкаши вокруг. С такими депо не склеится. А я предприниматель. Только начала свое дело. Потому, пока одна кручусь. Людей порядочных мало. На тебя рассчитывала. А ты тоже уходишь, что-то не понравилось, или оплата не устроила, так это обговорим и уладим.
— Не спеши, и меня не подгоняй, — ответил скупо.
— Я не тороплю. Скажи одно, мне ждать тебя?
— Конечно!
— А когда?
— Не знаю, как получится.
— Яшенька! Меня, когда надумаешь, знаешь, где искать, — понурилась баба.
Яков не хотел торопиться с семьей. Он помнил первый горький урок. Ведь точно так же по молодости бездумно поверил Лельке. Тогда она была совсем иною. Вместе с отцом выходила на шаланде в море ловить кефаль. Возвращалась пропахшая ветром и рыбой. Яшка встречал ее, они долго гуляли по пляжу, общались. Лелька долго скрывала, как нелегко ей живется в своей семье. Отец пил. И зачастую, все деньги, полученные за улов, оставлял в закусочных. Что там семья? Он редко вспоминал о ней. Жил обособлено, ни о ком не заботясь. Когда Лелька подросла и попыталась забрать у отца хоть часть денег за рыбу, мужик при забулдыгах влепил такую пощечину, что девчонка не устояла на ногах. А старые биндюжники громко хохотали и хвалили родителя на все лады:
