Движения защитников животных вполне успешно изменили позицию американцев относительно обращения с представителями других видов животного мира. Но, по иронии судьбы, одновременно с ростом заинтересованности в благополучии животных выросло и наше желание есть их мясо. В 1975 году, когда возникли и были узаконены современные движения за защиту животных, средний американец съедал 80 килограммов мяса в год. Сегодня мы едим почти 108 килограммов. Количество ежегодно забиваемых на мясо животных растет еще более впечатляющими темпами. За последние тридцать лет количество животных, убиваемых ради питания человека, из 3 миллиардов превратилось в 10 миллиардов; вместо 56 животных в год на семью из четырех человек мы имеем 132 животных.
Почему же движение в защиту животных не сумело заставить нас отказаться от пристрастия к мясу живых существ? Интересно отметить, что именно усилия защитников животных, боровшихся за улучшение условий содержания домашнего скота, сделали потребление мяса не менее, а более этичным делом. Так, розничные продажи органического куриного мяса за период с 2003 по 2007 год выросли в четыре раза. Сегодня социально ответственные потребители могут приобретать мясо, помеченное как не содержащее гормонов, не содержащее антибиотиков, не перенесшее жестокого обращения и выращенное в естественных условиях. Иными словами, это мясо, которое не вызывает у нас комплекса вины. Даже в нашем городишке (с населением всего 2454 человека) супермаркет завален мясом, этическая стерильность которого заслужила похвалу Американской ассоциации гуманизма. Я могу купить куриц), которая, по словам продавца, прожила прекрасную жизнь в «абсолютно естественных условиях», питалась «стопроцентно растительными кормами», «не подвергалась стрессам и обрезке клюва», снабжалась «свежим вентилированным воздухом» и пользовалась «сменными кормушками для постоянного поступления свежего корма». Конька, именуемого «благополучием животных», оседлали и сети фастфуда. McDonalds, Wendys, KFC и Hardees организовали у себя мощные консультативные советы по обеспечению благополучия животных и заставили своих поставщиков соблюдать стандарты по выращиванию и забою животных.
Однако главной причиной увеличения количества забиваемых в Америке мясных животных стал переход с мяса млекопитающих на мясо птицы. Одним из постыдных наслаждений для меня долгие годы было поедание бургера с говяжьей котлетой и сыром. Я обожал липкий майонезный соус, ледяной салат-латук, капающее масло и аромат копченостей явно химического происхождения. Но однажды я прочел книгу Эрика Шлосслера «Нация фастфуда», и моя любовь к гамбургерам моментально испарилась. Я быстро согласился с тем, что кока-кола вызывает привыкание почище героинового, что руководство «Макдоналдса» задалось с целью сохранения минимальной ставки, и с тем, что индустрия фастфуда нанесла американской молодежи куда больший ущерб, чем колумбийские наркобароны. Гамбургер утратил всю свою прелесть, едва я узнал, что каждая котлета в нем состоит из мяса сотен коров, любая из которых могла быть больна бог знает чем, и что все эти коровы последние недели своей жизни провели по колено в навозе.
Я был не единственным, кто стал реже есть бифштексы и бургеры. Потребление говядины в США снижалось двадцать лет подряд начиная с 1970-х годов, когда Управление по контролю продуктов питания и медикаментов призвало нас снизить потребление насыщенных жиров. Однако снижение интереса к говядине компенсировалось многократно возросшим аппетитом наших соотечественников к курятине. Количество забиваемого каждый год в США скота между 1975 и 2009 годом снизилось на 20 %, однако для кур тот же показатель вырос на 200 %. Переломным стал 1990 год, когда американцы впервые в истории начали есть больше курятины, чем говядины. Во времена Герберта Гувера, обещавшего в своей избирательной кампании «по цыпленку в каждую кастрюлю», средний американец потреблял 200 граммов курятины в год. Сегодня на его долю приходится почти 40 килограммов.
Есть несколько причин, по которым мы перестали есть коров и переключились на птицу. Все они почти никак не связаны с растущей заботой о благополучии животных. Произошедшие после Второй мировой войны прорыв в области изучения домашней птицы и вертикальная интеграция производителей куриного мяса привели к тому, что курятина стала выгоднее говядины. В 1960 году фунт курятины стоил вдвое дешевле фунта говядины, а сегодня его цена вчетверо ниже цены на говядину. Кроме того, говядину стали связывать с ожирением, сердечно-сосудистыми заболеваниями и раком. Первоначально заявления о вреде красного мяса делали шарлатаны от науки, однако недавние эпидемиологические исследования подтвердили: есть говядину вредно. Изучив в 2009 году полмиллиона людей, обитающих в самых разных странах, исследователи обнаружили, что лица, потреблявшие много красного и/или обработанного мяса, чаще умирали от рака и сердечно-сосудистых проблем, нежели люди, в рационе которых красного мяса было мало. Авторы отчета утверждают, что при сокращении потребления красного мяса смертность в Америке упадет на 11 % среди мужчин и на 16 % среди женщин.
Мой знакомый диетолог Кэти Кэллоуэй решила этот вопрос так: она советует своим клиентам есть только то мясо, которое летало или плавало. Однако отказ от говядины нанес жестокий удар по благополучию домашних животных и птицы. На момент забоя бычок весит в среднем 500 килограммов, из которых 62 % составляет пригодное к использованию мясо. Бройлер же породы К066–500 дает около полутора килограммов мяса. Это значит, что для получения того количества мяса, которое дает один бык, вам придется убить две сотни кур. Кроме того, крупный рогатый скот живет дольше и обитает в более гуманных условиях, нежели фабричная курица. Бройлер всю жизнь дышит парами аммиака — а средняя корова полтора года пасется на солнышке и жует травку, пока ее не поведут в загон «кончать». И пусть салат «Цезарь» с цыпленком гриль из «Макдоналдса» и полезнее для вашего здоровья, по критерию количества страданий пальма гуманизма должна доставаться бигмаку.
Конечно, по этой логике сорок процентов защитников животных, признающихся в мясоедении, должны питаться китовым мясом. Голубой кит весит 100 тонн, а мяса в нем столько же, сколько в 70 тысячах кур. Ингрид Ньюкирк, одна из основателей и президент РЕТА, с этим согласна. В 2001 году РЕТА шокировала свою аудиторию, организовав кампанию по поддержке китового мяса. Ньюкирк объяснила мне логику РЕТА так: «Мы начали кампанию „Съешь кита“ для того, чтобы привлечь внимание общественности к тому факту, что чем крупнее животное, тем больше пищи можно получить за счет страданий и гибели одного-единственного живого существа. Важно и то, что киты живут на свободе, им никто не подрезает уши и не купирует хвосты, их не кастрируют, им не подрезают клювы, не втискивают в обдирающую кожу клетку, не набивают в грузовики, не везут на завод в любую погоду и так далее. Поэтому, если человек не может (или не хочет) отказаться от пристрастия к мясу, если он не в состоянии пожертвовать мимолетными вкусовыми ощущениями во имя милосердия и порядочности, — что ж, пусть он заставляет страдать как можно меньшее количество животных и ест мясо самого крупного из доступных ему существ».
Пожалуй, логика в этом есть. Но моя дочь Бетси год прожила в японской глубинке и рассказывала потом, что китовое мясо жесткое, жилистое и жирное.
