Доктор Пратчет включила лампу.
— Может, вы хотите подержать ее за руку? — спросила меня Линда.
Я переставила стул, чтобы сидеть рядом с Джоди и держать ее за руку. Хотелось хоть в чем-то посодействовать. Доктор Пратчет передала Линде простыню, и она накрыла ею Джоди.
— Сейчас я сниму с тебя брюки и трусики, — сказала она и тихонько сняла их под простыней. — Умница. Теперь расслабь ножки, я поставлю их как надо.
Она согнула ей ноги в коленях. Это была неудобная поза, но ее прикрывала простыня, так, по крайней мере, сохранялось какое-то достоинство.
Линда подошла к кушетке и присоединилась к доктору Пратчет, обе они натянули резиновые перчатки и приступили. Я поглаживала Джоди лоб и сжимала ее руку. Краска прилила к ее щекам, и она прикусила губу.
— Это ненадолго, — сказала я. — Потом пойдем домой.
Женщины стали обсуждать то, что видели. Я распознала слово «повреждение», но не поняла ни один из терминов. Их ровный профессиональный тон не давал возможности хоть что-нибудь понять.
— Больно, — сказала Джоди, и я покрепче сжала ее руку, моля про себя, чтобы они быстрее закончили.
Внезапно доктор Пратчет выпрямилась:
— Все. Ты очень храбро себя вела. Теперь можешь одеваться.
Я издала вздох облегчения, усадила Джоди и помогла ей одеться, а врачи тем временем выбросили свои перчатки в урну.
— Мы отправим отчет ее социальному работнику, — сказала Линда, — но мы можем успокоить вас: она в совершенном порядке.
Пока нам больше ничего не собирались говорить. В конечном итоге я узнаю все от социального работника. Джилл сказала, что на это может уйти от десяти дней до месяца. Я тепло поблагодарила их, взяла Джоди за руку, и мы вышли на зимнее солнце.
— Ты была очень храброй, — сказала я. — Больше тебе не придется повторять этого. Все позади.
— Лучше бы это был мужчина, — сказала она, слегка подскакивая позади меня.
— Что? Обследовал тебя? — удивилась я. Вообще-то, после того, через что она прошла, Джоди меньше всего должна была бы хотеть, чтобы ее обследовал мужчина.
— Почему?
— Женщины всегда делают больнее, потому что у них нет штучки.
Я резко остановилась и повернулась к ней, как только до меня дошло значение ее слов:
— В каком смысле? Какие женщины? Как они делали тебе больно?
Она нахмурила брови, подыскивая в своем ограниченном словаре слова, чтобы объяснить:
— Мама и тетя Белл. Они брали разные вещи. Потому что у них не было своей штучки.
— Вещи? И делали ими что-то?
— Да, как докторши. Они тыкали в меня разные вещи.
Я оцепенела. Господи, только не это. Что еще могло выпасть на долю несчастной девочки?
— Какие вещи, Джоди?
— Ложки, как та, которую доктор положила мне в рот. Только серебряные.
— Ты говоришь, что мама и тетя Белл тыкали в твои интимные места ложкой?
Она кивнула:
Было холодно, и папа сначала погрел ее в руке. Он бывал иногда добрым, правда, Кэти?
Это было уже слишком. Я больше не могла сдерживать ненависть, которая кипела во мне:
Нет, Джоди, не был. Он был злым. Он животное. Все они животные. Чтоб они все горели в аду!
ГЛАВА 17
Любопытная корова
Я сидела за столом и писала, фиксируя в журнале все мерзостные подробности сексуального надругательства над Джоди. В горле комом стояла тошнота. Непосредственное участие матери Джоди в акте насилия было вопиющим извращением материнской роли и всего того, что, по нашему мнению, должна испытывать мать ребенка. Мы, попечители, не должны судить родителей, но всему есть предел! Я едва могла записывать детские выводы Джоди о «доброте» отца, которая заключалась в том, что он греет предмет, которым потом осквернят ее.
Джилл позвонила, как только получила мое письмо:
— Боже мой, как она вообще не сошла с ума после такого?
— Не совсем. И с каждым новым признанием ей становится все хуже и хуже. — И как только я сказала это, сразу поняла, что происходило на самом деле. На каждодневном уровне были свои удачи и неудачи, были дни лучше и дни хуже, но если тщательно проанализировать происходящее, то оказывалось, что в действительности все стабильно шло под откос. Джоди становилось хуже. — Это выше моих сил, Джилл.
От Джилл не укрылась моя возрастающая паника.
— Так, успокойся, — сказала она. — Вы ведь идете на следующей неделе к психологу?
— Да, в понедельник.
— Почему бы тебе не спросить совета по поводу тактики? Это, конечно, не ее обязанность, но вдруг она сможет что-то подсказать. Попытка не пытка.
— Спасибо, Джилл. Хорошая мысль. — Я почувствовала себя спокойнее. — Посмотрим, что она скажет.
Джилл была права. Психолог была назначена судом, чтобы обследовать Джоди как участницу текущего процесса об опеке. Консультации, так же как и терапия, не входили в ее обязанности. Но все же была хотя бы надежда — должен же специалист знать, как мне следует поступить.
Джоди была взята под опеку временно, на патронат, а это означало, что суд рано или поздно должен будет решать, возвращать ее родителям или организовывать полную опеку. Психолог будет общаться с Джоди не один раз, прежде чем составить рапорт, так как для суда он станет одним из самых решающих моментов при вынесении решения.
Суд назначил два предварительных слушания, на январь и на март, после которых состоится окончательное судебное заседание в мае. Целью предварительных слушаний было предоставить судье на рассмотрение доказательства, собранные к тому моменту, чтобы он или она могли принять предварительное решение еще до судебного разбирательства. Затем, в ходе процесса, назначенный судом защитник встретится со всеми участниками и представит судье объективное заключение, сделав рекомендации с учетом интересов ребенка. На практике защитник направляет судью, и тот обычно следует его рекомендациям.
Если на заседании будет вынесено решение о полной опеке, местные власти возьмут Джоди под фактическую опеку, и социальные службы определят ее или в фостерскую семью на длительный срок, или в детский дом либо, если ей повезет, какая-нибудь семья захочет ее удочерить. Однако, если принимать во внимание возраст, агрессивность и заторможенность Джоди, последнее было маловероятно.
Накануне первой встречи с психологом Джоди была назначена беседа для полицейского протокола. Эта беседа, будучи частью процесса опеки, также будет использована в полицейском расследовании с целью обвинения родителей Джоди и других растлителей. С Джоди будут беседовать специально обученные следователи из отдела по делам несовершеннолетних, и остается только надеяться, что с ними она пойдет на контакт так же охотно, как и со мной.