В трубке стояла тишина.
– Я готов встретиться. Когда и где? – сказал я в черное стекло мобильника.
– Сегодня в шесть, возле метро ***. Прямо у выхода – кафе. Там и увидимся.
Анонимный собеседник отключился.
В шесть вечера я сидел и ждал того, кто явился виновником всего, что со мной приключилось. Я не знал, кого я жду: Александр Яковлевич не называл имен. Когда-то он честно предупредил меня о том, что Гильдии нужна только моя смерть, и я мог убедиться в его искренности. Но теперь мне было наплевать. Я хотел получить назад то, что мне принадлежало.
Я курил, пил кофе и ждал. Нет, никто не опаздывал, просто я пришел на полчаса раньше: нервы шалят и местность обозреть надо.
Когда в дверном проеме возникли два мужика с оттопыренными полами пиджаков, стало ясно, что Наместник Магистра прибыл. Охрана остановилась у входа, осмотрела зал, окинула меня профессиональным взглядом и что-то доложила по рации.
Внутри у меня похолодело, но я лениво посмотрел на часы и закурил новую сигарету. Я не боялся, что меня убьют. Я боялся узнать правду.
Охранники расступились и я увидел… полковника. Того самого, с зелеными глазами, который допрашивал меня сначала в Бухаре, а потом на старой даче. Прошло-то всего ничего, а кажется, протекли годы.
Он легко прошел между столиками и присел напротив, глядя на меня поверх очков.
Подлетевшему официанту заказал виски, улыбнувшись, снял очки и убрал их в нагрудный карман.
– Ты хотел меня видеть, Сергей? Что ж, я пришел. Должны же иногда и крысоловы приходить на зов крыс. Я вижу: ты выжил.
– Владимир Николаевич, если не ошибаюсь?
– Для тебя по-прежнему так, мой друг. Но можешь называть меня Наместником, – он символически чокнулся с воздухом в мою сторону и пригубил виски. – Так что ты хотел, Сергей Георгиевич?
– Аида у тебя. Верни ее мне. Я приказываю тебе на правах Верховного Магистра.
Я распахнул ворот рубахи, и он увидел на моей груди, чуть ниже круглого шрама от пули, мерцающий камень с голубиное яйцо, навеки сжатый в золотом кулаке.
Странная судорга, какая случается у одержимых пляской святого Витта, исказила его лицо, но мгновенно исчезла, сменившись невозмутимой маской.
– Я не присягал тебе.
– Но завтра, на Совете, ты должен будешь сделать это. И тогда я потребую отчета в смерти моего отца, в гибели моей матери, в убийстве моей… сестры. Ты знаешь, что за это полагается смерть. Ты поднял руку на Магистра – ты должен умереть.
– Хорошо. Я отвечу Совету. Но ее я тебе не отдам. Я отдам ее отморозкам. И ее будут насиловать до тех пор, пока она не сдохнет. Хоть сто раз на дню. Перекинуться она не может, так что никуда не денется.
– Почему?
– Ты спрашиваешь почему?! Люди добрые, он спрашивает почему?!!!??? Владимир Николаевич хлопнул себя ладонями по коленям и обернулся на охрану.
– Ты что, так ничего и не понял? Потому, что она твоя жертва! Потому, что степень Магистра требует экзамена, как и любая другая степень! Экзаменом на мастера является создание шедевра, так было с тех пор, как возникли мастера, ученики и подмастерья. Сапожник шьет превосходные сапоги, а крысолов находит свой зов и ловит крыс! Магистр должен поймать не просто крысу. Он должен поймать самую превосходную, видящую, из королевской семьи. Он должен убить королеву, ту – так гласит устав, – которая может стать человеком! Аида – твоя королевская крыса, она – доказательство того, что ты можешь быть Магистром.
– Но причем здесь отец? Почему вы…
– Да потому, мой юный друг, что твой отец едва не погубил нас! О, однажды уже нашелся такой безумец, взявшийся приручать крыс! Знаешь, что из этого вышло? Сколько крови из этого вышло, ты знаешь??? Черная смерть – чума, обрушившаяся на нас и унесшая жизнь половины Европы, это ли не цена вопроса? Тысячи, сотни тысяч крыс штурмовали наши города, потому что они жаждали мести. Мы просто захлебнулись тогда, мы уже ничего не могли сделать… А голод? А Столетняя война? Или тебе привести факты посвежее? Ближневосточные конфликты? Развал государства? Опиумные войны? Конфликт в Чечне? «Гильдия – это я!» – вот что говаривал твой отец, когда я просил его прекратить дурацкие опыты… Твой отец!.. Знаешь ли ты, кто был твой отец? Он был сыном моей мамы и моего папы, он был мой брат, слышишь, мой младший брат!.. А потом он превратился в…
Владимир Николаевич неожиданно успокоился и отхлебнул виски.
– А что ты знаешь про свою мать, дурачок? Я нашел ее в гнусном притоне, полубезумную от наркотиков. Ей было пятнадцать человеческих лет. Это были времена хиппи, и она не устояла перед поисками любви и цветочками. Тогда все верили, что ЛСД и героин откроют двери в новый мир. Она сбежала из дома в поисках свободы и красоты, но оказалась в квартире с наркоманами. Она не могла перекинуться ни туда, ни сюда и умирала от ломки и обезвоживания. Я поил ее с ложки и менял под ней пеленки, потому что я… Я не смог, я не… А потом пришел он и увел ее. Она видела только его, она хотела только одного – быть с ним любой ценой. А он ставил над ней опыты. Поэтому он стал Магистром.
Владимир Николаевич замолчал. Он смотрел на меня, и в его зеленых глазах я видел столько ненависти и тоски, сколько не видел никогда ни в одном человеке. И я увидел, что он не лжет.
Я мог убить его, всего лишь перегнувшись через столик, разделяющий нас, а потом просто уйти. Или показать медальон охране. Может, даже я бы потом спас Аиду. И отомстил бы за Анну. Но вместо этого я вдруг увидел Кловин. Она лежала на желтой земле, еще живая, и кровь быстро впитывалась в дорожную пыль. Ее застывшие глаза безнадежно смотрели на холмы – туда, где было спасение. А на груди моего отца висел медальон, который он надел по праву победителя.
И тогда я опустился перед Рэндальфом на колени, снял с шеи знак верховной власти над Гильдией и протянул ему.
– Я отрекаюсь от власти, данной мне по праву рождения и по праву Гильдии, и присягаю тебе, Наместник Гильдии крысоловов и отныне Верховный Магистр.
Люди в изумлении оглядывались на нас, охрана замерла у входа.
Лицо его осталось невозмутимым, только дрогнул и пополз вниз уголок рта. Так бывает у больных пляской святого Витта. Он смотрел на меня, стоявшего перед ним на коленях со склоненной головой, и не улыбался. Я чувствовал его ледяную ненависть и знал, что этого между нами ему не изменить.
Он принял из моих рук реликвию и возложил ее на себя. Из динамиков ревела музыка, смеялись пьяные девушки, официанты разносили пиво.
Тогда он протянул руку и коснулся моей головы.
– Я принимаю твою присягу, племянник. Отныне ты– мастер, ты вправе носить имя своего отца и можешь брать себе учеников. А теперь поднимись. Ты свободен.
Я поднялся.
– Но лучше бы тебе остаться с крысами, – он посмотрел мне в глаза. – Уходи, Чернов. Она ждет тебя на улице. Властью Верховного Магистра Гильдии крысоловов, данной мне по праву рождения и по праву Гильдии, я отпускаю твою крысу.
