Я вздохнул. Кажется, моя песенка спета. Мне даже умирать достойно не хотелось, а хотелось недостойно долго жить. Позор и ужас. Вот если бы они сняли наручники, тогда… Ха, так-таки они и сняли! Дураки, что ли? Я б на их месте и не подумал… Хотя…
В этот момент дверь с лязгом растворилась, и на пороге возник тот же охранник с новым мужиком в джинсах и льняном пиджачке. Стильно и со вкусом. Мужику было лет под пятьдесят. Он быстро окинул меня пронзительными зелеными глазами и провел рукой по абсолютно седым, классно подстриженным волосам. Так в ФСБ не стригут, скорее, Интерпол или внешняя разведка… Черт их разберет, но не солдафон, точно. Какой-нибудь эксперт долбаный на мою голову. Они будут спрашивать, а мне нечего отвечать… Я глубоко и скорбно вздохнул, проверяя ребра и селезенку. Они отозвались, но пока были целы.
– Здравствуйте, Сергей Георгиевич… Чернов, я не ошибся?
– К сожалению, нет.
– Вот и славно. Можете звать меня Владимиром Николаевичем. Дело в том, – мужчина оглянулся в поисках стула, но, не найдя его, недовольно передернул плечами и подошел ко мне ближе еще на один шаг, впрочем, не так близко, чтобы я мог дотянуться до него, – дело в том, что мы очень давно пытаемся разобраться с некоторыми проблемами, возникшими у нас не по вашей вине, но при вашем опосредованном участии. Я понятно излагаю?
Я кивнул.
– Так вот, сегодня, в некотором роде благодаря вам, нам наконец-то удалось получить в свое распоряжение некоторые бумаги, которые, как нам кажется, должны пролить свет на некоторые, м-м-м… вопросы. Но чтобы внести в дело окончательную ясность, нам необходима ваша помощь.
Собака какая, от его витийства у меня мозги набекрень съехали.
– Вы понимаете, о чем я?
– Если честно, не совсем. Я приехал к старым друзьям моего отца, о существовании которого услышал совсем недавно, и хотел от них разузнать о нем побольше. А тут этот гоп-стоп…
Владимир Николаевич хмыкнул.
– Позвольте вам не поверить…
– А, сколько угодно… – я вдруг отчетливо представил себе, что сейчас меня будут бить, и мне расхотелось поддерживать эту комедию.
– Так вот. Сейчас я покажу вам некую бумагу, а вы скажете мне, что она значит. В противном случае мне придется прибегнуть к крайним мерам. Надеюсь на ваше благоразумие…
С легкостью двадцатилетнего юноши мужчина опустился передо мной на корточки и на вытянутой руке поднес к моим глазам бумагу, на которой было отпечатано:
Роспатент, № 2339АОД4589. Без анализа крови не действительно. Спросить на вахте.
Бедняга Владимир Николаевич не знал, что у меня фотографическая память. При всем при этом на моем лице, по-видимому, отразилось удивление, поэтому Владимир Николаевич с той же легкостью поднялся на ноги и быстро спрятал бумагу в карман.
– Итак, Сергей Георгиевич, чтобы это могло значить?
– Ума не приложу, – со всей возможной искренностью ответствовал я. – Скорее всего, это код или шифр.
– Это номер патента, под которым ваш батюшка зарегистрировал свое изобретение. Но нам не нужен патент. Нам нужна формула. И мы хотим знать, как нам ее от вас получить?
– Без понятия, – ответил я и по лицу визави догадался, что ответ неверный.
– Ну что ж. Сейчас сюда придут…
– И эта акула узнала,
что значит румяные парни
из третьей ремонтной бригады 60… —
продекламировал я и подумал, что это конец. «Таких не берут в космонавты».
– Продолжим минут через пятнадцать, – ответил Владимир Николаевич после секундной паузы и вышел.
Пять секунд – это много или мало? Как медленно они тянулись, пока мысли мои в смертной тоске метались в поисках спасения, как быстро они истаяли, прежде чем удар подкованного ботинка в грудь опрокинул меня на стену. Хрустнули, но выдержали ребра, во рту стало солоно и горячо. Следующий удар пришелся в почки, потом в живот, потом снова в ребра… Били с удовольствием, а я нелепо прикрывал лицо свободной рукой, хотя в лицо-то и не били. Возможно, я еще что-то орал, или выл, или плакал, кажется, я обмочился и обгадился, но отключился в тот момент, когда, захлебываясь собственной рвотой, не смог увернуться от удара ногой в ухо…
Очнулся я от того, что меня за шиворот куда-то волокли по кафельному полу. Ворот рубашки, купленной по случаю в Лондоне, никак не хотел отрываться и впился мне в шею, перерезая кадык. От боли я ничего не соображал и все хотел вздохнуть, издавая всхлипы и стоны… Меня волокли и материли.
– Вот гад, обоссался. Теперь мой его, а то шеф и не подойдет.
– Давай обдадим его водой из пожарного шланга, там во дворе валяется. Им сегодня Паша свою тачку мыл.
– А что, вещи с него статскивать?
– Ну его на хер, м…ка.
– Так воняет от него, как от…
– А че, ты и стаскивай.
– Во…, говнюк…
– Блин… сраное… – и меня пнули под ребра.
От боли я закричал.
– Смотри, очнулся… Ну ща мы его освежим.
От боли и ужаса я почти ничего не видел и не соображал, хотя понимал, что по голове они меня все-таки не били, иначе бы я не смог понять даже этого…
Меня бросили на землю, грубо сорвав одежду, и через секунду я снова заорал от новой боли, холода и неожиданности. Мощная струя ледяной воды обрушилась на меня, отбросив и покатив меня впереди себя. Я почувствовал, как в тело мне впиваются камни, а струи, острые как ножи, рассекают мне кожу. Я спрятал голову в ладони и закричал, пытаясь уйти, спрятаться от дикой всепроникающей боли, потерять сознание, раствориться, провалиться сквозь землю, прочь от этого кошмара, этих судорог, сотрясающих мое тело, от расползающейся печени, разрывающейся селезенки, сломанных ребер, отбитых почек и… от этих страшных, отвратительных, злых и тупых людей… за что они меня так, за что?
Ведь я не могу ничего с этим сделать, мне просто больно, а они меня мучают, я больше совсем‑совсем не могу терпеть, и…
И в этот момент воду выключили.
Меня начала бить дрожь, отчего новые спазмы боли прокатились от горла до ступней.
– Хорошего понемножку, – сказал кто-то.
– Хватит с засранца, здесь вода дороже денег. Опять полковник вонять будет, что воду извели. Ее же в цистерну полдня заливали.
– Юрец, доложи боссу, что можно продолжать. Кажись, наш придурок очухался.
Над моим ухом скрипнул гравий. Удар в живот опрокинул меня на бок, и я заплакал:
– Больно, как больно, больно-больно-больно‑больно…
– Вот засранец, еще и ноет.
На меня смачно плюнули.
Но даже сквозь боль я почувствовал, как мышцы мои накрыла первая волна судорог. Изо рта тонкой струйкой побежала слюна.
