— Этой девчонки здесь быть не должно! — прорычала бесовка. — И я знаю, как избавиться от неё. Слушай и выполняй! Я нашлю на людишек мор, — на всех, кто дал мне над собою власть, а ты пойдёшь к Азавиду и объявишь ему, что я прогневалась на жителей Светодолья за то, что не все поклоняются мне! Пусть каждый принесёт мне жертву огня! А тот, кто не принесёт, пусть сам станет жертвой. Жертвой мне! Такого должны будут сбросить с башни Углынь, и прямо в пропасть! — она топнула ногой, и всё задрожало в чтилище: и каменный пол, и гобелены, и столы, на которых жалобно зазвенели стёкла дарин. — Девчонка тогда пропадёт так и так: или она принесёт мне жертву, и станет моей, — Инфида оскалилась, обнажив острые, как у хорька, мелкие зубы, — или ты кинешь её в ущелье! Ты понял всё?!
— Понял, о богиня! — прохрипел с пола колдун. — О, как ты мудра!
Инфида самодовольно прищурилась и повела обтянутой в чёрное рукой в сторону сундука, в котором лежали пряжки, булавки, заколки и пояса — плата просителей за дарины. Замки, навешенные на нём, вдруг, звякнув, открылись сами собой и упали на пол. Сундук отворился, напомнив Сергею хищную пасть. Тогда из ладони Инфиды вырвался чёрный смерч, наполнив воздух невыносимым смрадом, и завихрился над сундуком, от чего вещи, лежавшие в нём, загремели так, словно их ворошила чья-то злая рука. Потом этот зловонный дым, точно змея, вытянулся по направлению к двери. Увидев, как он приближается, Сергей задохнулся в испуге. Только поняв, что смерч миновал его и, должно быть, вылетел в замочную скважину, он смог перевести дыхание. Когда он снова приник к щели меж гобеленов, Инфида уже исчезла. Маландрин медленно поднялся с колен и, пошатываясь, вышел вон. Где-то рядом хлопнула дверь, и Сергей догадался, что колдун удалился в свои покои приходить в себя. «Скорее всего, ему потребуется на это вся ночь», — подумал он, осторожно выбрался из-за гобелена, вышел на лестничную площадку и, ступая непослушными, трясущимися ногами как можно тише, отправился вниз, в свою каморку. Какой уютной показалась она ему! Здесь не было и следа Инфиды, этого олицетворённого зла, при одной мысли о которой стыло сердце.
«Да, это — тюрьма, — озабоченно думал Сергей, устраивая на лежанке больную ногу и знобко кутаясь в одеяло. — И мне нужно просто немедленно отсюда бежать! Ася в страшной опасности! Но как же мне выбраться из этой проклятой башни?! Ключа этой ночью мне явно уже не достать, а время идёт! Надо срочно придумать новый план. Но какой?!..»
Утро приближалось неумолимо.
Он в отчаянии схватился за голову.
Глава 20
О том, как трудно бывает понять, что такое добро
К утру, после бессонной ночи, когда он час за часом придумывал один за другим планы бегства и отвергал их, как невозможные, Сергей почувствовал, что ненавидит башню Углынь всеми силами своей, почти отчаявшейся, души.
За узеньким окошком уже голубело рассветное небо, когда в каморку вернулся сонный Небензя. Сергей, повинуясь мгновенно вспыхнувшей мысли, воскликнул:
— Небензя, ты должен мне помочь!
— Тебе принести чего? — не понял тот.
— Да нет, спасибо, — отмахнулся Сергей. — Я не о том: я не могу оставаться здесь, мне во что бы то ни стало надо выйти из башни, и без твоей помощи тут не обойтись. Сегодня, когда Маландрин выпустит тебя за дровами и уйдёт назад, — выведи меня! Ты, наверное, сможешь пройти туда-сюда, ведь придверник будет считать тебя своим!
— Ага, — протянул Небензя, — ты думаешь, он дурак, придверник? До двух не умеет считать?! Не выдумывай! И потом, что я скажу учителю, когда он тебя хватится?! Давай лучше спать, глаза слипаются, так устал от этой трубы. С непривычки, наверное. Сложная это наука, однако, звёзды считать! — и он, зевая, сел на свою лежанку.
— Небензя, ты не понимаешь, — не отступался от своей последней надежды Сергей, — мне действительно надо бежать! Я не могу здесь оставаться!
— Почему? — с сонным недоумением посмотрел на него Небензя.
Сергей нахмурился. Разве такое объяснишь в двух словах, подумал он. Скорее всего, преданный ученик звездочёта не поймёт его, да ещё и обидится. И тогда — всё пропало. Но потом он взглянул в простодушные голубые глаза своего нового друга — и решил сказать ему правду:
— Понимаешь, я кое-что вспомнил: у меня есть одно неотложное дело. И вообще, мне не по душе то, что вы здесь творите. Я не могу и не хочу служить Прилетающей со звезды.
— Ты что?! — Небензя даже забыл о том, что ему только что хотелось спать. — Наше служение почётно, мы делаем доброе дело!
— Доброе?.. — протянул Сергей, на минуту задумался и, решившись объясняться с другом честно и до конца, как можно мягче спросил: — А как ты думаешь, что это такое — добро? И зло?
Небензя от такого неожиданного философского вопроса даже растерялся:
— Ну, ты загнул… — но он всё-таки подумал, нахмурив от усилия брови, и послушно ответил: — Добро — это то, чего человек желает себе… От чего ему хорошо… А зло это то, чего он боится… что вредит ему. Вот, просители приходят сюда — и учитель делает им добро, то есть даёт им то, чего они просят.
Сергей сокрушённо покачал головой:
— Ты, значит, думаешь, что человек всегда знает, что для него хорошо?
— Конечно! — удивился Небензя. — А как же?!
— А вот и нет! Скажи, бывало у тебя так, что ты чего-то хотел, добился этого, то стало только хуже? И на душе делалось неспокойно?
Небензя задумался и, набычившись, неохотно признался:
— Ну… Пожалуй… Вот на днях от бабушки убежал, как хотел, как и учитель велит: чтобы не привязываться ни к кому, — а на сердце стало так скверно… Будто что-то там внутри засело, препротивное… Может быть, это потому, что я ещё не освободил себя… — он смущенно умолк.
— И слава Богу, что ты не освободил себя от любви! — возмущённо вспыхнул Сергей. — И хорошо, что на душе сделалось скверно: значит, хороший ты человек!
Небензя недоверчиво шмыгнул носом, но покраснел от удовольствия.
— А дело-то вот в чём, — я тебе даже могу объяснить, — настойчиво гнул своё Сергей. — Просто настоящее добро не совпало с твоим, то есть с тем, что ты считаешь добром. И ты это почувствовал! Это совесть, друг. Говорят, что она — глас Божий в душе, и направляет нас, чтобы мы не запутались.
Но ученику звездочёта идея угрызений совести не понравилась. Он обиделся:
— Какой такой «Божий»?! Я служу богине! И учитель говорит, что служитель богов должен быть свободен от привязанностей! О чьём же гласе ты говоришь?!
— Я говорю о гласе Того, Кого ты и сам слышишь в душе, — в запале вскричал Сергей. — Если бы ты поступал, как велит твоя совесть — смущения и непокоя у тебя бы не было никакого! Совесть тебя бы не упрекала, и ты был бы спокоен и мирен! И вообще, Бог один! Вы зовёте Его — Благословенным. А все остальные — не боги никакие, а злые духи, бесы. Ну да, они, конечно, хотят, чтобы им поклонялись, как Богу, только дудки, — ни добра, ни счастья человеку от них не получить! Они, злобные, только злобу и могут дать, и всё вокруг себя разрушают!
