Мысли путались. Эмма то засыпала, то вновь выныривала из омута дремоты. И тогда она слышала голоса Кольки и Вовика, слышала звуки шагов, скрип передвигаемых кресел. Даже шум воды в раковине. Но глаз не открывала, яркий свет резал зрачки и усиливал головную боль. Вызывал новый приступ тошноты, а Эмма чувствовала, что у нее совсем не осталось сил, и она не добежит до туалета.
— Она умрет? — донесся голос Вовика.
— Не болтай ерунды, — это уже Коля отчитывает малька, — Мы что‑нибудь сейчас придумаем. Я найду информацию, ведь профессор этот не умер, остался живым и, судя по всему, благополучно убрался со станции…
О чем они говорят? Какой профессор?
— Я остался один среди животных. Их заперли на Нижнем Уровне. Двери закрыты, спуститься вниз я не могу. Меня караулят внизу десятки опасных тварей. Это все, что осталось от команды. У меня нет сведений — остался ли кто‑то в живых, или нет.
Но Эмма не одна и никогда не была одной! О ней всегда заботился Лон, с ней была Соня. А последние несколько дней с ней рядом были дети подземелья. Коля и Федор помогали, оберегали. Жизнь спасли Эмме. И даже Таис немного помогала, когда пыталась убедить Эмму, что Третий Уровень необитаем.
В этом‑то и все дело. Ей помогали, ее поддерживали. Прочная связь с людьми была у Эммы. Всегда была. И в самом начале этой связи стоял Лон. Ведь началось все с его доброты.
Эмма снова заснула. Последнее, что она помнила, это фраза, которую произнес Коля. То ли прочитал с планшета, то ли еще что.
— Таблетки мне помогают. Они сильно замедлили течение болезни. Но процесс перерождения все равно идет вперед. Медленно но верно. Мне необходимо выбраться со станции.
3.
— Эмма, слышишь меня? Открой глаза! Эмма, ну открой же глаза!
Ее трясли за плечи. Сильно трясли. С трудом разлепив веки, Эмма сощурилась от яркого света и тут же опустила ресницы.
— Слышу, — пробормотала, удивляясь, что двигать языком очень тяжело. Оказывается, для того, чтобы говорить, тоже нужны силы.
— Давай‑ка, выпей это. Эмма, открой рот.
Что сделать? Эмма послушно открыла рот и почувствовала на языке холодную, плоскую таблетку. Гладкую и безвкусную.
— Это просто вода, Эмма. Выпей воды. Запей таблетку. Давай, Эмм, у тебя должно получиться…
Вода. В кружке просто вода. Холодная и неприятная. Сделав пару глотков Эмма откинулась на рюкзак и пробормотала:
— Отстань… пожалуйста…
— Вот видишь, Вовик, никакой она не зверь. Ни нападает и не дерется… а ты выступал — не буди, а то нападет… Болван ты. Иди лучше кружку после себя сполосни.
О чем это Колька говорит? Эмма попыталась сообразить, но не смогла. Сон снова затянул в себя, темный, бессюжетный. Спать, спать… просто спать и ни о чем не думать. Если бы еще не было так холодно…
Кажется, последнюю фразу Эмма проговорила вслух, потому что Колька тут же переспросил:
— Холодно? Тебе холодно? Сейчас что‑то придумаем.
Эмму чем‑то накрыли. Она не могла посмотреть — чем, но благодарна улыбнулась. И заснула.
4.
Колька сидел, наклонившись над самым столом. Брови сведены, лицо хмурое. У него абсолютно черные волосы. Или все‑таки темно — русые? Худое лицо, высокие скулы. Его, кажется, называли на базе Колючим. За что? За ежик волос?
Эмма совсем недавно обрабатывала ему рану на плече, которую Колючий получил из‑за нее. Не побоялся роботов.
— Твое плечо зажило? — собственный голос показался Эмме хриплым и глухим.
Колька поднял голову, улыбнулся. Так ясно, так радостно, что Эмма заулыбалась в ответ.
— Ну, наконец, — проговорил он, — как ты? Ты спала больше десяти часов. Мы же дыхание твое слушали и пульс меряли. Как ты? Встать сможешь?
Эмма дернула плечом и заметила, что укрыта Колькиной пайтой. А сам он сидит в одной футболке с длинным рукавом. Ежится, обхватывает плечи. Бледный, с синими губами.
— Зачем ты разделся? — спросила Эмма.
— Нормально все. Не бери в голову. Я не мерзляк. Хочешь чаю? Или кофе? Или картошки — пюре? Мы специально берегли еду для тебя.
Эмма поднялась, села. Голова немного кружилась, но уже не болела. Все стало ясным и четким. Комната, в которой горели только пара лампочек у стола. Несколько кожаных кресел с подлокотниками и откидывающимися спинками. На одном спал Вовик. Свернулся калачиком, подтянул к подбородку колени.
— Будешь есть? — снова спросил Коля.
Эмма кивнула, после уточнила:
— Так сколько я спала? Больше десяти часов, что ли?
— Да, разморило тебя. Вроде помогают те таблетки, что мы нашли тут.
— Какие таблетки?
— Я прочел все письма профессора. Расскажу тебе после. Его, видимо, сожрали фрики. Не выдержал одиночества и спустился к ним вниз. Это, наверное, его руки мы нашли на трубах. Прикинь?
Эмму передернуло.
— Давай, не будем о руках на трубах, — тихо попросила она.
— Да. Извини. Болтаю лишнего. Это я от радости. Мы уже думали, что потерям тебя. Сердце у тебя почти не билось, когда нам удалось запихнуть в тебя таблетку. И то, только с третьего раза. Первые два раза ты не приходила в себя и таблетку не глотала.
— Покажи, что за таблетки?
— Вот они. Мы нашли тут в шкафу.
Белая пластиковая вакуумная коробочка стояла на самом краю верхней полки. Эмма дотронулась до маленькой кнопочки сбоку, и из отверстия выскочила овальная таблетка, покрытая оболочкой.
— Тебе надо пить их каждый день. По одной таблетке. Они помогают, видишь?
— Значит, у меня все‑таки этот вирус?
— Да. Я тебе расскажу все. Только давай, сначала покормлю.
— А ты сам? Ты спал? Ел?
— Поем. После посплю. У нас времени полно. Мы прочно застряли тут, Эмм.
Глава 3. Таис: Мартин
1.
Рыжего лохматого паренька звали Егором. Он сидел на самом краю оббитого искусственной кожей дивана. В одном ухе у него торчала прозрачная капелька наушника, а за спинкой дивана стояла магнитная доска. Рядом с Егором пристроился белоголовый круглолицый Кир (видимо, по — настоящему его звали Кириллом, но все мальчишки обращались к нему только как к Киру).
Таис плохо знала этих ребят. Когда она жила на Втором Уровне, то им было не больше одиннадцати лет, и обитали они на противоположной стороне. А значит, и учились в других классах, на той же стороне.
Собрались на совет в маленьком парке, на расставленных в круг диванах. За спинами шелестели невысокие лимоны. Пахло еловой хвоей, а Кир постоянно перекатывал в ладонях ладную еловую шишку. Совсем еще маленькие елочки в кадках стояли напротив того дивана, на котором сидели Таис и Федор.
