— Что ж, надо было ожидать, что такое когда-нибудь случится, — вздохнув, сказала Фиона Грэму. — Что бы там ни говорила Тесс, у этого места определенная репутация. Остается лишь надеяться, что это не очень серьезно.
Они присоединились к возбужденной толпе, собравшейся возле общественного центра.
— А где же мама? — спросила Фиона, встревоженная тем, что не видела Дафну после первого танца.
— Мне кажется, вон она, — сказал Грэм, указывая в центр события.
Фиона пробралась сквозь толпу, чтобы поскорее вызволить свою мать из рук какого-нибудь свихнувшегося наркомана, который, очевидно, пытался отобрать у нее пенсию.
«Свихнувшимися наркоманами» оказались Картер, Арчи и Рав, которые суетились вокруг Дафны. Та громко фыркала и говорила им, чтобы они прекратили суматоху.
— Это все он начал, — говорил Рав, потрясая кулаками в сторону Арчи.
— Я всего лишь сказал, что первым пригласил Дафну и это дало мне некоторое преимущество, а вы, не спросив меня, спрятались с дамой за моей спиной.
— Не надо было меня толкать! — ответил Картер.
— Я тебя не трогал, — объяснил Арчи. — Ты стоял, весь такой воинственный, а я хотел пройти мимо и немного отодвинул тебя в сторонку, а ты как к месту прирос, да еще и толкаешься.
— Ты первым меня толкнул!
— А я видел, как ты доверху наполнил ей бокал, когда она отвернулась, — кричал Рав. — Джентльмены так не поступают.
— Это было сделано в медицинских целях, — настаивал Арчи. — Видно было, что ее артрит разгулялся. Скажите ему, Дафна!
— И не подумаю, — ответила Дафна, вполне довольная собой.
Ей вовсе не хотелось, чтобы враждующие стороны пришли к перемирию раньше времени.
— Просто ты хотел, чтобы она опьянела, — кричал Рав. — А когда я собрался сказать ей, что ты сделал, ты выдернул из-под меня стул. Смотрите! У меня заноза в пальце — это я схватился за стол, когда падал.
Дафна посмотрела на занозу:
— Пойдемте-ка поближе к свету. Я достану ее.
— Я не выдергивал из-под него стул, — ворчал Арчи.
Дафна торопливо отошла в сторону, чувствуя себя немного неловко. Это она взяла стул, чтобы присесть. Она не ожидала, что Рав сядет мимо стула, как это происходит в классической комедии положений.
Рав последовал за ней, плутовато улыбаясь и победно посматривая в сторону Картера и Арчи.
Джон вышел как раз вовремя, чтобы Картер и Арчи прекратили спор.
— Папа! — прошипел он. — Постыдись. Устроили драку на людях.
— Я бы не назвал это дракой, — возразил Картер. — Крови ведь не было.
— Однако у Рава заноза, а у меня голова разболелась от волнения, — вставил Арчи.
— Заходите оба! — приказал Джон.
— Пусть только придет домой! — проворчала Фиона, обращаясь к Грэму. Она все еще находилась под впечатлением от той роли, которую сыграла в этой драме Дафна.
— А мы можем сейчас отправить их домой? — умоляюще произнесла Элисон. — Скоро подойдет к концу перечень мест, откуда нас еще не выставили.
— Домой мы идти не можем, пока не узнаем, что Милли вернулась. Ты же помнишь, как она себя вела, когда ты оказалась в нашем доме. Мы договорились так — в девять отведем их и сдадим у дверей.
Элисон посмотрела на часы:
— Но это же еще целых двадцать шесть минут. Что мы будем с ними делать это время?
— Сходим на детскую площадку, — предложил Тим.
— Уже слишком темно, — возразила Элисон.
«Я не мать, и то знаю, что это глупая затея. И меньше всего я хочу, чтобы с ними случилось что-то неприятное, пусть это и успокоит их хоть ненадолго, — думала она. — И мне совсем не хочется провести ночь в травматологическом отделении с ордами орущих покалеченных детей и их родителей, которые ничем не могут им помочь».
В результате они оказались в «Бургер кинг» (им навсегда запретили заходить в «Макдональдс» и в «Кентукки фрайд чикен»), где каждому из детей пообещали по пять фунтов, если они будут сидеть на своих местах и есть мороженое, а не бросаться им в посторонних, пачкать стены или одежду Элисон или петь «Джингл беллз», что может привлечь внимание полиции на Стритэм-Хай-роуд.
— Ты хорошо выглядишь, — недовольно сказал Тим Милли, когда они наконец доставили детей домой. — Что ты с собой сделала?
— Стала жить, как и ты, — ответила Милли. — Пока!
Она закрыла дверь перед самым его носом, после чего улыбнулась. Она видела горе на его лице. Тим ожидал, что она впадет в отчаяние, не будет мыться и заносит одежду до дыр. Он никак не предполагал, что она будет выглядеть так, как не выглядела много лет.
— Это она ради своего бойфренда старается, — мрачно произнес Тим, обращаясь к Элисон. — Ради меня ничего не делала, просто вычеркнула из своей жизни, теперь перед Дэниэлом красуется.
Он сплюнул, произнеся это имя. С тех пор как Милли перестала говорить об этом загадочном мужчине, он возненавидел его еще больше. По опыту своего тайного общения с Элисон он знал, что это не к добру.
— А что, если она задумала выйти за него? — стонал он, когда они возвращались на пригородном поезде. — Тогда я буду отчимом. Кончится тем, что дети будут называть его папочкой. Мне придется видеться с ними каждый третий выходной, устало бродить по зоопаркам и покупать им дорогие подарки, чтобы они больше любили меня.
Неожиданно он схватил Элисон за руку:
— О господи! А что, если он и есть их отец? Я говорю о двойняшках.
Элисон смотрела, как он быстро что-то подсчитывает в уме. Наконец Тим с облегчением откинулся на сиденье:
— Нет, этого не может быть, он совсем недавно объявился. И потом, мы вроде знаем, когда это случилось. Пошли в оперу, Милли заказала двойную порцию джина с тоником на голодный желудок, а на ней была блузка вот с таким глубоким вырезом…
— Да заткнешься ты наконец!
Тим с удивлением посмотрел на Элисон. Такое могла сказать или, скорее, выкрикнуть Милли. Но Милли его жена, а женам дозволяется так себя вести. Тогда как Элисон… ну… кем бы она ему ни приходилась, он ждет от нее, что она будет с обожанием смотреть на него, выслушивать его проблемы и помогать избавиться от них.
— У тебя что, голова болит? — спросил он, силясь разгадать непонятную ему вспышку.
— Да, — слабо ответила Элисон.
Это проще, чем сказать ему правду. Да и соврала она не слишком сильно. Ей действительно было нехорошо. В голове пульсировало от сбивчивых мыслей, которые сталкивались друг с другом и мешали оценить обстановку.
Кое-что, впрочем, и без того ясно. Больше она не может терпеть возле себя этого человека. Со своими несчастными детьми или без них, Тим сводит ее с ума. Теперь она поняла, почему ушла от него. Потому что он таким же был и подростком — липучим и плаксивым. Так и не изменился.
