– Послушай, – совершенно серьезно продолжил муж, – твой план и в самом деле не слишком удачен: венецианцы, как ты уже говорила, – торговцы. И ничего не станут делать, пока не заметят, что они теряют выгоду. Может быть, есть что-то еще?
«Что-то еще» было: например, можно было бы натравить на Англию папу римского, а заодно и тех же испанцев, являющихся «истинными поборниками истинной веры» – всего спустя несколько лет Генрих создаст собственную религию и «отложится» от католической церкви. Да и Священная Римская империя раздирается различными религиозными конфессиями на части; Карл не захочет иметь под боком сильную протестантскую державу, которая, возможно, пожелает прийти на помощь его собственным протестантам. А если правителем будет не Карл, а, скажем, Фердинанд, то – тем более.
Но если она скажет о том, что произойдет через два, три года, а то и больше – кто ей поверит? Ее сочтут ненормальной, вот и все.
Она покачала головой.
– Что-то, возможно, есть, но пока об этом рано говорить. Может быть, через пару лет?
– Да, но…
– Я думаю, то, что ты ни словом не напомнишь посланнику об английских пиратах, отложится в его голове еще сильнее, чем если бы ты снова завела разговор об этом. Можешь не сомневаться: дипломаты ни о чем не забывают.
Хюррем благодарно потерлась щекой о руку мужа.
– У тебя по-настоящему государственный ум!
– Сдается мне, маленькая хасеки, что вы мне льстите!
Женщина улыбнулась:
– Нет. Я говорю абсолютную правду.
Глава 21
В январе этого же 1527 года в разговоре с неаполитанским посланником, она словно мимоходом поинтересовалась:
– А правда, что английский король Генрих просил у папы Климента признания его брака недействительным?
Посланник удивился:
– Я еще не слыхал об этом! Но, безусловно, папа не может этого сделать! Ведь этот брак принес плоды: у короля и королевы подрастает дочь!
– Да, однако, насколько мне известно, другие дети королевской четы родились мертвыми. И Его Величество, по слухам, усмотрел в этом проклятие, поскольку королева Екатерина является вдовой его старшего брата, Артура?
– Но церковь и в самом деле неодобрительно относится к браку между родственниками, – пробормотал неаполитанец.
– Да, я помню: «Если кто возьмет жену брата своего…» – ну и так далее. Однако в книге Левит утверждается, что такой брак будет бездетен; а королевская чета, как вы сами знаете, отнюдь не бездетна. К тому же, когда этот брак заключался, Его Величество вовсе не беспокоило, что написано в священной для христиан книге. Говорят… Да полно, господин посланник! Мне ли, женщине, находящейся столь далеко от всех ваших европейских событий, рассказывать, что на самом деле послужило причиной требования признания брака недействительным?!
Посланник развел руками:
– Увы, Ваше Величество, я и в самом деле… знаю слишком мало.
Правильно, хороший дипломат будет больше слушать, чем говорить. А она как раз поговорит: что возьмешь со слабой женщины, до которой долетают только отголоски сплетен? Правильно, такая слабая женщина будет просто эти сплетни пересказывать… потихоньку формируя нужное ей мнение. Пускай пока думает, что ее больше всего занимает личная жизнь европейских монархов.
– Говорят, король уже много лет имеет связь, что называется, «на стороне». С фрейлиной своей жены. Как же ее? – Хюррем пощелкала пальцами, словно вспоминая. – Ах да, Блаунт. И у него даже есть от этой Блаунт ребенок. Уже достаточно взрослый; полагаю, сейчас ему около восьми лет. Право же, странно, что вы об этом не слыхали. А еще говорят, что на самом деле он очень увлечен одной девушкой из семейства Болейн, с чьей старшей сестрой уже тоже состоял в преступной связи. Однако младшая не готова стать просто фавориткой, и король намерен на ней жениться. Именно это, говорят, и является истинной причиной высказанного им папе Клименту требования.
На самом деле король неистово желает сына, сына законного, которому, в отличие от бастарда, рожденного Блаунт, он сможет передать свою корону. Но это пускай посланник уже додумывает сам.
– Папа не пойдет на это, – еще раз сказал неаполитанец.
– Не пойдет, – согласилась Хюррем. – Но вряд ли это остановит короля Генриха. Судя по тому, что о нем известно, он все равно женится на своей избраннице.
– Но… каким образом?! Этот брак не будет признан церковью! Ни один священник не решится освятить его!
– И снова вы правы. Ни один. Ни один из католических священников. Но что, если этот брак будет освящен священником другой церкви?
– Другой церкви?
– Да, другой. В конце концов, почему бы Генриху не создать собственную церковь? Такую, которая будет подчиняться только ему?
– Но это… немыслимо! Такого еще никогда не бывало!
– Все когда-то происходит впервые. – Хюррем лицемерно вздохнула, опустив глаза. – Знаете, я ведь тоже была христианкой. Приняла ислам, поскольку посчитала, что мать должна быть одной религии со своими детьми. Но если то, что говорят о короле Генрихе, правда, то… Христиане почему-то считают врагами мусульман, а по-моему – никто не может нанести религии столько вреда, сколько наносят ее же собственные адепты, искажающие истинную веру. К тому же такой поступок может стать дурным примером, и тогда…
Она покачала головой.
– Мне даже думать не хочется о том, что может произойти тогда.
В апреле она поняла, что снова беременна. Что же, если будет мальчик, его назовут Мехмедом; в этот раз она не станет противиться.
Подготовка к знаменательному событию не помешала ей отслеживать происходящие в бракоразводном процессе короля Генриха изменения. Впрочем, судя по тем сведениям, которые ручейком стекались к ней, существенного ничего не происходило: своим, полным намеков, разговором с неаполитанским посланником, она не толкнула никого из заинтересованных сторон на более решительные действия.
Тем временем ее ушей достигали и слухи о том, что европейские монархи удивлены и восхищены странной женщиной, которая правит страной вместе со своим мужем, великим султаном Сулейманом Кануни.
Послы при личных встречах восторгались ее осведомленностью; она, следуя давней привычке, посмеивалась. Да, многое она помнила, еще помнила из курса истории – все-таки ее мама подошла к вопросу обучения дочери достаточно серьезно. Что-то – но далеко не все; к тому же мир вокруг нее менялся. Что не могло, с одной стороны, не радовать, ведь именно это и являлось ее целью: внести в историю определенные изменения. С другой стороны, это и тревожило, поскольку неизвестные ей события, вызванные этими изменениями, она не могла «предсказать». Но зато она научилась выуживать крупинки информации из слов, произнесенных теми, с кем ей доводилось пообщаться: посланниками, торговцами. Она научилась настолько умело задавать вопросы, что люди зачастую, сами только что выложившие определенные сведения, вскоре удивлялись тому, что они известны хасеки Хюррем.
