– Лукомор ее убил, – сказала она.
– Да, убил, – подтвердил Штрих.
Его лицо страдальчески скривилось, как будто Лукомор задушил не свою жену, а его девушку. Но, может, именно эту мысль и внушила ему Лена?
– Вы вместе ее убивали.
– Вместе? – Полосков недоуменно глянул на нее.
– Он ее задушил, а ты сжег. Вы вместе ее убиваете…
– Что мы делаем?
– Да, все еще убиваете.
В голосе Лены не было ничего зловещего, он звучал тихо, спокойно. Да и страшные глаза девушка не делала, но видок у Штриха был еще тот.
– И будете убивать, пока не признаете свою вину.
– А если признаем?
– Ты это сделай, и тогда ее душа успокоится.
– Так моей вины нет. Я же не убивал, только тело вывез.
– А где ее могила? Я хотела бы сходить туда и цветы положить, но вот не могу. Почему ты отказал ей в праве на могилу, вообще во всем? Из-за тебя ее душа блуждает между двумя мирами.
– Так живая она! – встрепенулся он.
– Кто?
– Маша!
– А Кристина?
– Да, Кристину сожгли. – Взгляд Штриха потух, он опустил голову.
– Кто?
– Демон.
– А кто привез труп в кочегарку?
– Я.
– Кристина была милым нежным ангелом, – сказала Лена, глядя на бандита с осуждением, но без злобы. – Она никому никогда не делала ничего плохого.
– Никому, – подтвердил арестант и кивнул.
– За что вы с ней так?
– Да… – Штрих вздохнул.
– Расскажи, как это было, облегчи душу, – тихонько проговорила Лена.
Одинцов, который за все это время не обронил ни звука, положил перед ним бумагу и ручку. Штрих кивнул, немного подумал и взялся за перо.
Все время, пока он писал, Лена сидела с закрытыми глазами. Она не смотрела на Кустарева, но он и без этого чувствовал боль, которую она испытывала. Как душевную, так и физическую.
Все-таки гипнотическое воздействие имело место, поэтому голова у нее разболелась. Но воздействие было легким, поэтому и боль не самая сильная, не разрывающая. Гриша все понимал и чувствовал. Он переживал эту боль вместе с Леной.
Штрих закончил писать и проясненно посмотрел на Лену. Он как будто вышел из внушенного забытья.
– Кристина реально была ангелом, – сказал Штрих. – Она никому никогда не делала зла. Не знаю, что на Лукомора нашло.
Кустарев удивленно посмотрел на Полоскова. Он-то думал, что сейчас последует взрыв ярости, вспышка негодования, собирался защищать Лену. Но Штрих даже в адекватном состоянии готов был признать свою вину.
– На него нашла дикая злоба. И ты такой же бездушный, – сказала Лена, спокойно посмотрела на него, поднялась из-за стола, подошла к решетчатой двери.
– Я не стал бы убивать Машу, – проговорил Штрих.
– А ты хорошо подумай, смог бы или нет. У тебя будет время на это. – Лена выразительно провела рукой по решетке.
– Да я-то поразмыслю. А долго думать-то можно? – Штрих вменяемо посмотрел на Одинцова.
– Ты же Елецкую не убивал, поэтому пойдешь всего лишь за соучастие, – ответил тот и усмехнулся.
– Погоди, начальник! Ты же говорил, что если я расколюсь, то ничего не будет! Мне на зону нельзя! Я Лукомора сдал! Меня гадом объявят!
– Если от показаний не откажешься, то, может, и выйдешь сухим из воды, – проговорил Одинцов и пожал плечами.
– Вы тут сами, ладно? – Лена оттянула ворот водолазки, как будто хотела показать, что ей не хватает воздуха.
Она рвалась на волю, на свежий воздух.
– Да, конечно! – Одинцов многозначительно глянул на Кустарева.
Пусть он забирает Лену и ведет ее к себе домой. Ей надо сказать спасибо за блестящую работу.
– Эй, ты куда?.. – встрепенулся Штрих.
Лена посмотрела на него со спокойным удивлением.
– Слушай, если ты такая хорошая, с Машей поговори. Спроси, будет она меня ждать или нет? Если вдруг… – Полосков с досадой глянул на Одинцова. – Ты девчонка душевная, можешь спросить. У тебя это хорошо получится. Я хочу, чтобы она меня ждала. Маша Яковлева ее зовут. Она в «Первом Риме» танцует.
Гриша хотел увести Лену, но она увлеченно слушала Полоскова. Он взял ее под локоток, а она отмахнулась.
На помощь ему пришел Одинцов. Он не очень церемонился с Леной.
– Все-все! Всем спасибо, все свободны!
Майор взял девушку за оба локотка и подтолкнул к двери. Ему она подчинилась, и Гриша вывел ее в коридор. Задерживаться там они не стали, через дежурную часть вышли из здания.
Лена с жадностью вдохнула свежий воздух. На улице шел дождь, но она готова была шлепать по лужам без зонта.
– Не смогла бы я у вас в тюрьме!.. – заявила девушка и невесело улыбнулась.
– Это не тюрьма и даже не изолятор, – раскрывая над ней зонт, сказал Гриша.
– Все равно решетки. Они душат, а стены давят.
– Лучше со мной?
Лена остановилась, повернулась к нему лицом и удивленно посмотрела в глаза.
– Да, лучше с тобой. А ты против?
– Нет, я только за.
– Может, ты передумал на мне жениться?
– Нет, конечно! – Гриша слегка растерянно мотнул головой.
Кустарев любил Лену и хотел прожить с ней всю жизнь, но разговор о женитьбе старался не заводить. Он-то относился к ней всерьез, а она? Не превратится ли их брак в фикцию, в фарс?
У него есть квартира. Родители собираются строить новый дом, чтобы отдать сыну тот, который называют старым, хотя ему всего-навсего шесть лет. Да и деньги у него всегда есть. С ним ее ждет обеспеченная жизнь. Лена это понимает, поэтому и остается с ним без любви. Он же видит, что так оно и есть.
– Если да, то я не обижусь и все пойму, – сказала Лена и покачала головой.
– Нет, у меня самые серьезные намерения. – Он ключом открыл калитку в ограждении, пропустил девушку вперед.
– Не оправдывайся. Это тебе не идет, – заявила она и мило улыбнулась.
– Да не оправдываюсь я!..
– «Первый Рим» – это ночной клуб?
– Зачем тебе? – спросил Гриша и подозрительно глянул на нее.
– Маша Яковлева там танцует. Я хочу с ней поговорить.
Кустарев заметил высокого плотного парня в черном полупальто. Тот с мокрой головой стоял под дождем шагах в пятидесяти от калитки, не глядел в их сторону и говорил с кем-то по телефону.
Дождь идет, а ему хоть бы хны. Но Гриша подумал об этом вскользь. Ему надо было бы отслеживать обстановку, выявлять подозрительные движения, но Лена озадачила его дальше некуда. Какая к черту Маша Яковлева?
