Простовато, но для обычных граждан недоступно. И не уровень правительственных дач. Поскромнее, но все же с размахом. И никакой кустарщины. Забор из настоящих железобетонных плит, предназначенных именно для ограждения. И столбы бетонные, специально для плит предназначенные. И ворота старые, солидные, распахивающиеся на две стороны, а не отъезжающие. И внутри, наверное, асфальт везде, а не тротуарная плитка. Наверное, отец Козинцева был тоже генералом. Или служил в иных ведомствах, где не предусмотрена форма, но в ранге, соответствующем генеральскому.
Крячко уже с кем-то беседовал в открывшуюся дверь в заборе возле ворот. Железная, современная дверь. Судя по тому, как Крячко замахал Гурову рукой, переговоры завершились согласием пустить их в дом, но были тяжелыми. Надо спешить, пока этот страж не передумал. А может, сын генерала?
– Пошли, – торопливо заговорил Крячко, пропуская Гурова в дверь. – Зоя Васильевна дома, а мы с тобой, видимо, внушаем доверие. Этот человек, дворник или сторож, пошел доложить о нашем визите.
– Интересно, здесь удостоверения МВД влияния не имеют?
– Когда дом генеральский, то все ниже по званию, даже если они и из полиции, воспринимаются иначе, чем другими обывателями.
– А ты знаток жизненных устоев?
– Дружи со мной, Лев Иванович, – засмеялся Крячко, – и ты приобщишься к житейской мудрости.
Сильно хромающий человек неприветливой наружности поднялся по ступеням и скрылся в доме. Гуров успел разглядеть большой участок, на котором был только ухоженный газон, а также древовидное разнообразие: березки, ивы, две ели да неизвестный кустарник, деливший территорию участка на две зоны. Одна, относящаяся к входу и въезду, типа гостиной. А вторая – с беседкой и с чем-то журчащим, может быть, «горка» с небольшим фонтаном. Дорожка, ведущая к дому, оказалась отнюдь не асфальтированной, а из вполне современной тротуарной плитки. За домом следили, его обновляли.
Пока сыщики неторопливо преодолевали расстояние от ворот до входной двери, мужчина успел вернуться и ждал их на ступенях, держа дверь открытой.
– Проходите, – хриплым голосом предложил он. – Зоя Васильевна ждет вас. В гостиной.
Судя по указующему жесту руки, гостиная располагалась прямо за дверью и уж точно на первом этаже. Гуров шагнул через порог. Просторное помещение с камином у дальней стены и в самом деле походило на гостиную в прямом смысле этого слова. Добавить бы квадратных метров сто, и оно было бы похоже на бальную залу старинных поместий.
На диване напротив камина сидела женщина с седеющими, но хорошо уложенными волосами. На плечах у нее был накинут большой платок.
– Здравствуйте, Зоя Васильевна, – громко привествовал хозяйку дома Гуров, обходя диван.
Женщина повернула голову, посмотрела на гостей вполне приветливо и протянула руку, указывая на два кресла, стоявшие поодаль.
– Присаживайтесь, прошу вас, – раздался ее деликатный грудной голос. – Мне всегда приятно, когда приходят сослуживцы моего мужа.
Да, она сильно сдала, подумал Гуров. Это всегда чувствуется в женщинах пожилого возраста, когда они перестают за собой следить. И прическа эта ей не идет, потому что выглядит как нелепая попытка молодиться. И слишком яркий маникюр на пальцах, которые заметно старее кожи ее лица. И шея открыта, хотя ее пора уже прятать. И немного нелепы подведенные глаза, и накрашенные губы. Эта дама, кажется, перестала ориентироваться во времени. Во временах, так точнее. Во временах ее молодости и зрелости, когда все это было уместно, когда все делалось профессионально в косметологических кабинетах и маникюрных салонах. А сейчас, когда внешность женщины ближе к слову «стареющая», многое выглядит… неуместно.
– Полковник Гуров, – представился сыщик, чуть склонив голову, пока Крячко подтаскивал кресла поближе к дивану. – Зовут меня Лев Иванович. А это мой напарник, полковник Крячко, Станислав Васильевич.
– Да-да, я поняла. Вы присаживайтесь. Я бы предложила вам чаю, но, видите ли, немного занемогла, а прислуги в доме нет.
Видимо, раньше прислуга в доме была. И не только в этом. А в доме родителей Зои Васильевны, в доме родителей Козинцева. Как минимум домработницы. Вот они, осколки старых кланов московской городской знати. Это во все времена была особая прослойка: генералы, профессора вузов, директора заводов. У кого первыми появлялись личные автомобили, у кого имелись служебные автомобили, кого наперечет знали сотрудники ОРУДа, как тогда именовалась служба дорожного движения. Тогда и «синих ведерочек» было не нужно. Тогда в Москве вообще было мало машин.
– Благодарим вас, Зоя Васильевна, не беспокойтесь. Мы хотели с вами поговорить о вашем муже. И мы не сослуживцы Валерия Марковича, мы из другого департамента МВД, из Главного управления уголовного розыска.
– Уголовного розыска? – повторила женщина, как будто пробуя это словосочетание на вкус. – А разве Валерий Маркович имел отношение к вашему уголовному розыску?
– Нет, не имел. Он имел отношение к внутренним войскам, но… – Гуров сделал рукой неопределенный жест в воздухе. – Собственно, по этому поводу мы к вам и пришли. Вы согласитесь нам помочь? Видите ли, Зоя Васильевна, нам сейчас приходится собирать по крохам информацию о делах десятилетней давности. К нашему всеобщему сожалению, Валерий Маркович не дожил, но, может, вы кое-что вспомните, может, вы что-то слышали, или он вам рассказывал, или его друзья, сослуживцы.
– Но чем я могу вам помочь? Я же в военных делах ничего не смыслю.
– Только воспоминаниями, Зоя Васильевна, только воспоминаниями. Скажите, вы от мужа слышали какие-то слова сожаления, может быть, он сильно горевал о ком-то, кого потерял, кто погиб в Чечне?
– Вы знаете, мой супруг был человеком совестливым, честным, – закивала головой вдова. – Он часто высказывался на эту тему. Каждый раз, когда у нас собирались по праздникам его сослуживцы, они первый тост поднимали за погибших товарищей, за тех, кто не с нами, так они выражались. Они ведь почти все прошли Чечню.
– Может быть, они спорили, что-то горячо обсуждали?
Гуров понял, что нормального разговора уже не получится. Дама зациклилась на далеком прошлом, которое теперь слилось у нее с недавним прошлым. И в памяти все больше и больше сохраняется только хорошее, приятное для самосознания. Он сделал еще несколько попыток задавать вопросы так и иначе, но вдова каждый раз сводила все к каким-то праздничным мероприятиям. Стоило ли спрашивать прямо? Знала ли она о каких-то операциях, о каких-то Евлоевых, о брошенных на произвол судьбы снайперах? Выручил, как всегда, Крячко.
– Скажите, Зоя Васильевна, а вот этот мужчина, что открывал нам дверь, он кто?
– Саша? – Лицо женщины оживилось и как-то потеплело. – Сашенька – это все, что меня связывает с прошлым. Это часть истории нашей семьи. Саша Чумаков много лет назад спас Валере жизнь, закрыв его своим телом от страшного взрыва. Валера остался жив, его только контузило, и он потом какое-то время заикался. А вот Саша едва выжил. Ему оторвало ногу, сильно покалечило руку и позвоночник. Валера лично занимался лечением и реабилитацией Саши. Не удалось спасти и вторую ногу, но зато несколько операций, сделанных известным московским профессором, позволили ему подняться. У него, вы не поверите, половина позвоночника на стальных шурупах и пластинах. И протезы ему Валера заказывал за свои деньги, в Германии, кажется.
