Клава села на скамью во дворе театра, закурила сигарету без фильтра, сплевывая крупицы табака. Волновалась, от волнения дрожали руки. Хотя вчера напиталась пол-литрой, может, руки по этой причине трясутся. Директриса еще не пришла, да и рано, десять утра. Клава явилась в театр раньше всех, чтобы директрисе бросить гневное слово. Вчера весь вечер репетировала, говорила воображаемой Эре Лукьяновне:
— Вы ничего в театре не смыслите, залезли в кресло и наслаждаетесь властью. С вами у нас нет будущего. Не умеете руководить, отдайте кресло тому, кто справится с этой задачей. Во главе театра должен стоять человек умный, порядочный, любящий искусство. А вы никого не любите, кроме себя. Вам уже много лет, займитесь здоровьем, внуками, телевизор смотрите, как все в вашем возрасте, а нам отдайте театр. Мы из-за вас стали посмешищем всего города! Это неслыханно — в театре, где должны сеять доброе и вечное, убивают. Мы попадем в книгу рекордов Гиннесса… посмертно. Будь я на месте убийцы, я б сначала вас… а он почему-то нас! Мы из страха перед вами допустили хаос. Хаос и родил убийцу!
Да, именно так влепит. И еще про разврат! Про Юлика. Еще скажет: уходите, уходите сами, и немедленно, иначе я подниму такой скандал, мало не покажется.
Но вот потянулись артисты, здоровались, выбирали уединенное место и курили. Или просто стояли. А когда-то было иначе, когда-то до репетиции анекдоты рассказывали, делились впечатлениями о прочитанных пьесах, разбирали спектакли, советовали друг другу, готовили чтецкие программы. Куда это подевалось? Почему на душе так гнусно от вида недавних друзей? И ведь кто-то из них угощает ядом!
По двору прошло оживление. Подсолнух! Наверняка удрал из больницы. Надо же, не лежится ему! Ага, власть боится упустить. Он поздоровался со всеми сиплым голосом, а Клава ниже опустила голову, сосредоточившись на камешке у ноги. Но он окликнул ее по имени, она вздрогнула, виновато поздоровалась и облегченно вздохнула — кажется, Подсолнух не сердится. Впрочем, этот змей никогда не обнаруживает своих истинных чувств, от него теперь лучше держаться подальше. Ай, да все равно отомстит за шланг.
И вдруг — стаккато по асфальту. Так ходит только одна женщина на свете — твердо, вбивая каблуки в асфальт, торопливо, будто опаздывает, угрожающе, словно предупреждает: я иду, расступитесь. Клаве и смотреть в сторону звучащих каблуков не надо, и так знает: Эпоха идет. Екнуло сердце, затрепыхалось, как у птички, которую поймала кошка.
Эра Лукьяновна, буркнув всем: «…сьте», что означает «здрасьте», скрылась в театре. В плохом настроении она всегда здоровается «…сьте», выказывая тем самым пренебрежение. Клава спросила, который час (своих часов давно не имеет), кто-то ответил:
— Без двадцати одиннадцать.
Ну вот, теперь времени не хватит высказать наболевшее и нагоревшее. Придется после сбора труппы… И вдруг Клава поникла головой, едва не разревевшись. Времени не хватит? Дудки! На пылкий монолог в духе Шекспира достаточно трех минут! Так в чем дело? Трусит! Жутко, панически трусит перед Эпохой.
— Да что ж это такое? — бормотала Клава, прикуривая. — Я ни на что не способна? Я уже пустое место? Буду ждать, когда меня убийца прикончит другим способом, а к Эпохе не пойду? Ведь из-за Эпохи и Юлика на нас напал отравитель. Почему ж я ее так боюсь? Почему?
Мимо прошмыгнул — почему-то зигзагообразно — Юлик. Ах, ну да, Юлик боится ботиночки запачкать. Во дворе театра отрыли трубы, собираясь заменить. Все лето и осень зияли ямы, теперь зарыли, передумав менять трубы, а весь двор в грязи. Юлик боится запачкаться, а Клава боится его и Эпохи. Разные страхи!
Затрезвонил звонок, возвестивший о начале сбора. Клава отбросила сигарету, поднялась:
— Ничего, ничего. Сейчас получу заряд. Они мне его сами дадут. Я выступлю при коллективе. А потом в Белый дом… Они меня все узнают. А то Клавка да Клавка… Я вам не собака!
В коридоре театра администраторша напустилась на нее:
— Быстро в зал! До вечера тянуться будете?
Можно терпеть многое. Но есть же и предел.
— Ты кто такая? — рассвирепела Клава, хотя говорила негромко, с высокомерием, а оно не кричит. — Я заслуженная актриса, а ты кто? Ты как разговариваешь со мной? Кто тебе позволил хамить? Пришла с рынка в театр, думаешь, что и в театре рынок?
— Клава, уже начался сбор труппы, — обдала ее холодом администраторша, но, разумеется, слегка растерявшись.
— Я тебе не Клава! — рявкнула та. — Я Овчаренко Клавдия Анатольевна! И впредь прошу обращаться ко мне по имени и отчеству! Тоже мне! Каждая задница думает, что она ответственное лицо!
Клава резко повернулась и пошла в зал, оставив администраторшу в недоумении. Легче не стало, ведь на место ставить надо вовремя.
В зале Клава остановилась. Как всегда, все расселись по отдельности. Атмосфера гнетущая, атмосфера разобщения. Вот когда до Клавы дошло, что разобщение ни с чем не сравнимое зло. Это когда нет надежды на сочувствие, на сопереживание, на помощь или хотя бы на доброе слово. Клаву никто не поддержит, как когда-то не поддерживала она…
Петрович встретил Волгину и Степу в здании, где располагалась лаборатория. Ведя длинными коридорами, прочел целую лекцию:
— Убийство ядами в былые времена считалось делом обыденным, надежным и более благородным, потому что бескровное. Только часто, ошибаясь в дозе, отравитель не предполагал, что либо его жертва будет долго мучиться, либо яд не подействует. Герцоги и короли пили противоядия, но разнообразие ядов настолько велико, что зачастую противоядия не помогали, а то и убивали тех, кто их принимал. Пытливые умы первых химиков находились в постоянном поиске новых составов ядов и противоядий. Яды и их создатели всегда были окружены легендами и тайнами, а многие отравители вошли в историю. Правители прошлого часто держали при себе составителей ядов. Обычно это были алхимики, ищущие «философский камень» и попутно занимавшиеся астрологией и магией. Что говорить, сами короли не гнушались изучать свойства ядов. Например, Мария Медичи понимала толк в ядах не хуже алхимиков, частенько пользовалась ими. А Иван Грозный! Очень любил поднести кубок с ядом непонравившемуся боярину прямо на пиру и посмотреть на смертельные корчи. Ни одна эпоха не проходила без отравлений, будь то Римская Империя или времена удельных князей. История отравлений насчитывает сотни, тысячи имен! Яд в свое время занимал одно из первых мест среди орудий убийства…
— А у нас отравили артистов, — напомнил Степа, шагая за Петровичем, и показал Волгиной на часы, мол, времени в обрез.
— Я к этому еще вернусь, — пообещал Петрович, к неудовольствию Степы, и с упоением продолжил: — Безусловно, сначала человек познакомился с органическими ядами, добываемыми из растений и животных, значительно позже он научился синтезировать препараты. Так вот растения, как оказалось, имеют могущественнейшую силу. Существуют растения, до которых опасно дотрагиваться влажными руками, ибо смерть наступает в течение двадцати минут. Само собой, алкалоидные растения издревле представляли интерес, прежде всего в качестве лекарственных препаратов, потому их так усердно исследовали. Депрессия, нервное возбуждение, бессонница и так далее — вот что побудило к поискам препаратов, способных подавить те или иные нервные расстройства. И в этом смысле наркотики сыграли важную роль. Но ни одно вещество, добытое из растений, не получило такого распространения и популярности, как наркотические средства. А это ведь тоже яды. Недаром смертность в результате передозировки никого не удивляет. Так вот наш преступник, изучив взаимодействие наркотиков и алкоголя, воспользовался довольно доступным средством. В организме Виолина обнаружен кокаэтилен!
