— У Гурьевой хватит, — напомнила Оксана. — И пальтишко ее. И Гурьеву сильно обидели коллеги. Ладно, оставим их, пойдем далее. Кандыкова…
— Мотива нет. Пока ставь вопрос. Пиши: Подсолнух. Со слов Сюкиной, он подходил к реквизиторскому столу, но мы не знаем, когда точно подходил и что там делал. Опять же со слов Сюкиной, но и Кандыков ее поддержал, Подсолнух хочет занять место руководителя, а поговаривают, чиновники собираются закрыть театр. Чтобы этого не произошло, следует выпихнуть директрису, которую не выпихнуть никакими средствами, разве что отравить кого-нибудь. Избрал Ушаковых, тем самым убил двух зайцев — насолил директрисе и избавился от врагов.
— Роман можно накатать, — выдохнула Волгина, записывая в прямоугольнике основные доводы, и вдруг хихикнула: — Подсолнух получил по почте настойку на лягушках. Ой, не могу… К остальным членам отношение размытое.
— Это у нас сведения размытые, — поправил Степа, — не путай одно с другим. Тип он скользкий, а мне так… ладно, речь не обо мне. Вчера Подсолнух был на сборе труппы и на репетиции, сбежал из больницы.
— Хочешь сказать, он подкинул яд Эпохе?
— Ты записывай факты, потом думать будем. Далее, члены художественного совета получили подарки…
— Стой! — Оксана схватилась за телефон, набрала цифры. — Алло! Мне Петровича, это Волгина. Здравствуйте, Петрович. Что там у нас? Угу. Так… А как ваши крысы поживают?.. Еще раз: какие подохли?.. Бедняги. Спасибо, — и положила трубку. — В коньяке Кандыкова и вине костюмерши дополнительных веществ нет. В конфетках Эры Лукьяновны сильнейший синтетический наркотик, в лаборатории сейчас выясняют формулу. А в сигаретах Швеца героин. Круто. Я бы на эту гниду пожалела денег. Да, а травили Эру Лукьяновну классически — крысиным ядом.
— Значит, троим посланы подарки без отравляющих веществ, — сник Степа. — Что это значит? Случайно забыли положить или специально?
— Вот этого я не знаю, — задумчиво произнесла Оксана. — Еще есть факт. Рубан — член художественного совета — не получила подарка, но при отправке бандеролей женщина в зеленом пальто написала ее обратный адрес. Второй — неизвестный нам человек, но печатные буквы на извещениях написаны одной рукой — отправил бандероли и поставил обратный адрес Лопаткина. Короче, он внес явную путаницу, рационально внес.
— У Лопаткина, — подхватил Степа, выставив указательный палец на Оксану, — была короткая связь с Ушаковой, которая была в списке на сокращение, а он…
— Степа! — подпрыгнула Оксана. — Сокращение! Не понимаешь? Сюкина тоже была в списке на сокращение, и она присутствовала в театре в день смерти Ушаковых. Она имеет зуб на всех членов художественного совета, которые с подачи Эры Лукьяновны предлагают кандидатуры на сокращение! С Кандыковым у нее дружеские отношения, поэтому в его коньяке не обнаружено отравляющих веществ. Наверное, и с костюмершей, получившей чистое вино, отношения нормальные… а послала подарки для отвода глаз!
— А с Башмаковым? Ведь это он предлагал Лопаткину подписать список как члену профкома, значит, заседая на художественном совете, он тоже предложил кандидатуру Сюкиной на сокращение. Так, теперь нам надо взять протокол заседания художественного совета, чтобы точно знать, кто был против сокращения, а кто за него.
— О! — взвыла Оксана и вскочила со стула, затем принялась мерить шагами кабинет. — Это невыносимо. Это… это… глухариный ток! Четыре убийства и черт знает сколько покушений! А мы никак не вычислим отравителя. Да убийца ас из асов!
— Ты не вписала Швеца, — указал пальцем на свободные квадратики Степа. — У господина Швеца есть мотивы, мы с тобой их обсуждали. Вообще, я бы тщательнее изучил двоих — Подсолнуха и Швеца. Оба скользкие типы, оба на все способны.
— И все-таки, Степа, есть женщина. А у Сюкиной веский мотив, она, в отличие от Гурьевой, вхожа в театр. Как раз в тот момент, когда отравили Эру Лукьяновну, трое артистов находились в театре. И пока нам неизвестно, где была Сюкина в это время. Анна Лозовская находилась в театре, это подтвердили вахтерша и Овчаренко. Швец тоже, но исчез загадочным образом, вахтерша не видела, когда он ушел. Похороны сегодня? Поедем и мы. К тому же хочется еще раз взглянуть на «избранных» господ.
— Ну поехали, — с неохотой согласился Степа. — Не люблю траурных церемоний.
3
Вика обвязала шпагатом посылку, размешала сургуч. Получив деньги с клиента, стала оформлять следующую посылку. Из-за монотонности одних и тех же операций девушка давно научилась думать во время работы о чем-нибудь приятном, например, о вчерашнем фильме, книге или о текущих проблемах. Вика молода, поэтому за неинтересным занятием еще мечтала о чем-то, размышляла о том, куда пойти учиться, чтобы получить хорошую специальность. Не до конца же дней ей торчать на почте, где ничего нового, а только: посылка — шпагат, сургуч, деньги; бандероль — бумага, шпагат, сургуч, деньги. И квитанции, извещения… Первое время, закрыв глаза, лишь эти атрибуты и видела, еще руки. В основном она обращала внимание на руки клиента, редко поднимала глаза, чтобы увидеть лицо. А руки такие разные, многое говорят о клиенте.
Мужские руки подали бандероль… Руки пожилого человека. Что же в них особенного? Пальцы. Пальцы с распухшими суставами, оттого кривые… Внезапно Вика задумалась, глядя на распухшие суставы, кривые пальцы… В мозгу просигналило: кривые пальцы… кривые…
— Девушка, побыстрее, я час стоял, — сказал мужчина.
Вика подняла на него глаза, не понимая, о чем он ее просит. Пожилой человек, раздражен. Ну и что? Люди приходят сюда с разным настроением, дело не в этом. Его пальцы напрягли мозг, что-то важное с ними связано, где-то уже видела похожие пальцы. Снова опустила взгляд на его руки. Память выдала: почтовая стойка, бандероли, зеленые рукава с отворотами, пятно… руки… одна рука… Вспомнила!
— Извините, я отлучусь, — сказала она клиенту и отправилась к телефону.
— Да что ж это такое! — негодовал тот. — Куда вы? Примите бандероль, потом хоть домой катитесь…
Вика набрала номер.
— Заречный слушает.
— Степан, да?
— Ну да, да. Кто вы?
— Я Вика с почты… Помните, я говорила, что тогда, когда принимала коньяк у той женщины, меня что-то поразило, но потом отвлекли… Да, я вспомнила. Женщину вспомнила. Нет, не ее, а руки. У нее на одной руке был кривой палец. Мизинец. Он не сгибался, как-то странно выглядел. Все пальцы ровные, длинные, с маникюром, а этот… этот к остальным, как полумесяц… и неподвижный, как протез. Что?.. А, на какой руке? Сейчас, сейчас… Она стояла ко мне лицом… рука с пальцем была напротив моей левой руки… На правой руке. Да, точно, на правой руке! Писала она правой рукой на моей стойке, палец странно торчал, поэтому я… Ну что вы, рада была помочь… до свидания.
Он и Оксана, стоя в сторонке, наблюдали за артистами, а не за траурной церемонией.
— Не пришел на похороны только Юлиан Швец, — заметила Оксана.
