Молча допили остывший чай. Оксана поставила посуду в шкаф:
— Завтра помою… Знаешь, Степа, люблю на досуге почитать мысли великих людей. Признаюсь, своих умных мыслей маловато. Да и работа моя настраивает на выяснение точных фактов, а не на копание в человеческих противоречиях. Но эти афоризмы иногда помогают понять людей, их природу. Так вот существует такое высказывание: «Самоубийца именно потому перестает жить, что не может перестать хотеть».
— Ух ты! И кто это сказал?
— Шопенгауэр. Жил такой философ.
— Умный мужик был, ничего не скажешь. А знаешь, кто муж той женщины?
— Хочешь сказать, я с ним знакома? — недоверчиво прищурилась Оксана.
— Ага. Это Подсолнух.
— Вот это да! — ахнула Оксана. — Кто бы мог подумать. А такой душка… Так вот почему ты его терпеть не можешь. Ладно, хватит о грустном, Степан. Все же у нас есть кое-что. Особенно по последнему отравлению. Обещаю: воздадим.
— Ну, если расколется. Ни отпечатков, ни показаний потерпевшей, ни стопроцентных мотивов. Поэтому я и рассказал случай из практики — не уверен, что получится. Только если нервы сдадут…
— А я уверена. Ой, уже так поздно. Подруга меня убьет, она сегодня забирала сына из садика. Ты не отпустил Толика?
— Нет, — с довольной улыбкой сообщил Степа. — Он спит, или кроссворды щелкает, или старым словам дает новое значение. Это ж Толик. Поехали?
Лифт не работал. Ну и что? Разве это преграда для человека, который торопится к любимой? Степа, чувствуя потрясающее удовлетворение, легко преодолел лестничные пролеты, ворвался в квартиру. Свет включен, а где Янка? На шестнадцати квадратных метрах не спрячешься, так где она? Неожиданно заныло внутри: ушла, к родителям подалась, и, наверное, навсегда. Возможен и второй вариант: нашла себе кого-нибудь поспокойней, стабильно-домашнего.
Степа не на шутку расстроился, как вдруг щелкнул замок, вошла Янка с пустой кастрюлей. Вместо того чтобы обнять ее, как только что мечтал, раскричался:
— Ты где была? Я прихожу, а ее нет!
Яна прошла на кухню, с грохотом поставила кастрюлю на стол:
— Это я должна тебя спрашивать, где ты бываешь! А я у Кости Луценко была. Он поесть попросил, я приготовила и отнесла.
— Почему ты носишь еду Луценко кастрюлями?! — вознегодовал он.
— Не кричи! Ты мне не муж! А носила еду потому, что он все съел, а ты запретил ему выходить. Косте что, от голода прикажешь помирать? Садист! И не ходи в грязных туфлях, я целый час здесь убирала!
Вот так и начинаются семейные скандалы, осложняется жизнь. А осложнения — это никуда не годится, это лишнее. Поскольку Яна уступать не собиралась, задний ход дал Степа, однако тон лишь слегка смягчил:
— Я, между прочим, тоже есть хочу.
— А я не дам, — огрызнулась она. — Пока прощения не попросишь. Раскричался!
— Ладно, — нахмурился Степа, не считая себя виноватым. — Прошу прощения.
Яна снисходительно подставила щеку. Степа подошел к ней…
— Ай! Ай! — закричала она, так он сдавил ее лапищами. — Ты мокрый! Пусти! Ты что подумал, когда пришел? Ты обо мне плохо подумал, я знаю.
— Янка, хватит выяснять отношения, — миролюбиво сказал он. — Все, идем в понедельник в загс, подаем заявление — и всем недоразумениям конец.
— Почему в понедельник, а не завтра?
— Завтра не могу, честное слово. А в понедельник…
— В понедельник у меня лекции с утра.
— Пропустишь.
— У ты какой! Скажи честно, ты хочешь на мне жениться, чтоб получить право кричать? Я не потерплю…
— Не угадала. Я хочу получить право собственника, поняла?
Она подумала, что он шутит, рассмеялась. А Степа не шутил, сказал правду. Штамп в паспорте делает женщину покорней.
5
Кто сказал, что понедельник день тяжелый? О, тот человек не дожил до пятницы. Нет, пятница хуже понедельника во сто крат. Степа с утра носился, как крылатая ракета. Перво-наперво смотался на металлургический завод и выдрал у начальства благодарственное письмо родному УВД за избавление от бомжей. На территории завода они больше не появлялись, даже у мусорных баков их не было зафиксировано. «Да куда они вообще подевались?» — озадачился Степа, потому что и в городе резко упало количество бомжей. Письмо с благодарностью будет готово во второй половине дня, это доказательство Куликовскому, что задание выполнено. Пока Степа не спешил к нему с отчетом, а то отберет Толика и машину. Затем помчался к Волгиной, та, придумав артистам казнь, позвонила в администрацию театра, дескать, хочу увидеть труппу в полном сборе.
— Сейчас никак невозможно! — говорила администраторша. Степа слышал ее неповторимый тягучий голос, склонившись к Оксане и подставив ухо к трубке.
— Я не поняла, — надменно произнесла Волгина. — Это вы мне? Вы мне говорите «невозможно»? Вы там, в театре, спятили?
— Извините, — спохватилась администраторша. — Но поймите, у нас аншлаг. Вечером спектакль, все актеры репетируют. У нас давно не было аншлагов. Вчера и сегодня в кассе обвал! Вы не можете лишить актеров радости встречи со зрителем. (Степа захихикал.) И что мы скажем зрителям, если не будем готовы к вечеру? Пожалуйста…
Оксана прикрыла рукой трубку:
— Как считаешь, Степа, не лишать их радости встречи?
— Да хрен с ними, пусть встречаются со своими зрителями, — торопливо зашептал Степа. — Нам тоже нужно время подготовиться. Скажи ей, что мы хотим на спектакль, попроси контрамарку.
— Хорошо, — сказала Оксана в трубку. — А какой сегодня спектакль?
— «Самоубийца» Эрдмана.
— Что вы говорите! — и подмигнула Степе. — Интригующее название.
— У нас и спектакль лучше, чем в Москве, — гордо заявила администраторша. — Так отзывается зритель.
— Всяк кулик свое болото хвалит, — рассмеялся Степа и прикрыл рот ладонью, ведь почти в трубку сказал.
— Уговорили, — сдалась Оксана, будто администраторша уже полчаса умоляла ее посмотреть местный шедевр. — Тогда забронируйте нам места…
— Мне два бесплатных билета, — и Степа в дополнение показал два пальца. — Я не собираюсь платить за глубокий сон на их спектакле.
— Нам три контрамарки, — сообщила Оксана в трубку.
— Но… аншлаг… все билеты проданы…
— Вы хотите, чтобы я прикрыла спектакль? Не хотите? Тогда три места. И точка. Предупредите ваших актеров, что мы побеседуем с ними после спектакля.
Не дожидаясь ответных слов администраторши, Оксана положила трубку.
— Здорово ты ее приложила, — похвалил Степа. — А я когда разговаривал с ней, думал, разобьюсь об этот броненосец.
